200 
– Он меня навылет прострелил! Ненавижу, ненавижу проклятое корыто!
И осел в волне на корму, показывая действительно навылет пробитое осклизлое брюхо. Одна из его рей обломилась и краем зацепила борт «Морской птицы». Корабль вздрогнул, как от затрещины. Или от мерзкого холодного гнилого дыхания: волна с запахом тины и тухлых яиц окатила всё. Атилла крикнул что-то шипящее, рычащее, злое. Снизу, из машинного отделения, жестяным голосом каркнул стармех. Корабль опять затрясся, выжимая лошадиные силы из моторов, но что-то было не так.
– Что, красавчик, – заскрипели и захихикали мертвяки, – что, железочки-то заклинило?
– Развернуться кишка тонка!
И снова толчок – то ли волна, то ли утопленники пинают на радостях, забавляются.
– А я слышал от осьминогов, что ветер еще будет крепчать.
– Иди ты с этими осьминогами, они ГЛУХИЕ! Но ветер еще будет, будет, клянусь своими покойничками.
– Да какие у тебя покойнички, был один к мачте привязан, и того давно поели рыбы! Ты, плавучее решето, лучше гляди, как бы наш малыш не ушел!
– Не уйдет! У него, – невыносимо противным, скрежещущим звуком отдавался «голос» этого утопленника, – железочки заклинило. Старенький он уже! Был бы помоложе да при парусах, может, и ушел бы. А так – не-е, куда он денется!
Магдала открыла глаза на мгновение, высунулась из угла: в рубке вспыхивал и гас красный огонь, выхватывал из тьмы профиль Атиллы, капитановы пальцы на рычагах. За мутным стеклом ярилось море. Утопленников было не разглядеть.
– Поворачивает, сэр, – сказал Атилла.
– Вижу, – коротко отозвался капитан Бек и с хрустом двинул рычаг.
Корабль опять мелко затрясся, в серой пене снаружи мелькнула черная тень.
Магдала заслонилась руками: страшно!
Страшно.
И на твердой земле страшно, когда рядом – зло, а уж на море – и подавно.
Еще один глухой удар, деревянный скрипучий смех – и тут корабль заговорил.
Паруса, сказал он.
Что?
Паруса. Мне нужны.
Я не вижу, сказала Магдала. Где твои паруса?
Паруса!
Вот они, видимые только из-под прикрытых, плотно сжатых век: взятые в рифы, как положено в бурю, мокрые насквозь, тяжелые полотнища… Какая от них польза?
Паруса мне, стонал корабль. Штормовые!!!
И Магдала, конечно, увидела их: узкие, косые, они то возникали поперек к ветру, то пропадали куда-то, и рубка нынешняя тоже исчезала, открывая страшный тесный штормовой мир снаружи.
Держи! Держи!
Я бы держала… наверное, подумала Магдала, да что держать-то?
Корабль вдруг жутко накренился. Магдала завизжала: это было тошно, страшно, и ей показалось, ко всему еще, что она летит, растопырившись, над дощатой мокрой палубой того корабля и сверху видит, как кто-то там, внизу, упираясь изо всех сил, удерживает и тянет что-то – это вот оно, да? – отчего тонкие треугольники штормовых парусов натягиваются и уже не пропадают во тьме.
Магдалу толкнуло и опять понесло, и она, хватая ладонями воздух – человек не птица, ой нет, не птица! – во что-то вцепилась и повисла на чем-то, и стала держаться изо всех сил.
Держииите! – зарычал корабль, заскрипел и застонал, перекрывая жуткую песню про спрутов и склизких рыб, которую давно уже распевали в семь трухлявых глоток пьяные от бури утопленники.
Держите!!!
Корабль разворачивался, выправлялся, вставал поперек волны. Магдала, если бы и хотела, не смогла бы выпустить из рук то, во что вцепилась. Было уже не страшно и не больно, только солоно как-то – от ветра, что ли, или от воды кругом, и дышать было трудно, и, отворачиваясь, чтобы вдохнуть, она признала того, кто вместе с ней держал на невидимом фале несуществующие паруса.
Это был Себас Перейра, повар-доброволец.
* * *
– Значит, ты тоже это все… видел?
– Ну да, а что же, – Себас пожал плечами и смешно наморщил нос, – что же я, не как все, что ли?
– Как это? Разве капитан… или синьор Атилла – и они разве видят такое?
– А то! Ну, это же корабль! Что он тебе, как телевизор, что ли: тут показываю, тут не показываю?
– А почему же они тогда сами… не поставили эти паруса? Почему ты? А я зачем?
– Вот ты чудная, – повар потер залепленную пластырем скулу, – им ведь надо здесь держать управление. Капитану, механикам, старпому – у них свое дело. А вот мы с тобой кораблю там пригодились, это, по-моему, очень правильно. И никто никому не мешает, и старику польза. Думаешь, если бы мы ему не помогли выпрямиться, механики починили бы рули так быстро?
200 
