Что означала эта фраза, Ирка тогда не поняла, но запомнила и потом часто вертела, как ребус. Что за «хочу»? Почему на кладбище? Может, это относилось к тому инженеру с седыми висками, который ухаживал тогда за Бабаней? Или к мечте получить второе высшее образование? Или к чему-то еще? В любом случае «хочу» лежало в Митине, в кладбищенской глине, и его мочило дождями.
У маленьких детей и кошек есть любопытный способ сопротивления. Они становятся такими гибкими и расслабленными, что их невозможно держать. Внешне они будто и не вырываются, но точно вытекают из рук.
Примерно то же происходило теперь с Иркой. Она сопротивлялась жизни именно в таком провисающем стиле. Была ласкова и вежлива с Бабаней, с навещавшей ее Дафной, с Эссиорхом. Послушно пила лекарства, послушно заходила на два-три знакомых форума в Сети, но все делала машинально, выскальзывая. Даже читала машинально. Листала какую-нибудь совершенную муть или вяло выбирала изюминки хорошей прозы.
И Бабаня, и Дафна отлично это ощущали. Бабаня потому, чтобы была все-таки Бабаней, ну, а Дафна — светлым стражем, хотя и далеким от совершенства. Порой Бабаня и Дафна тревожно переглядывались. Обе ощущали близость бури, как опытный рыбак угадывает шторм в гладком утреннем море.
Антигон хотя и жил теперь у новой валькирии-одиночки Даши, к Ирке прибегал часто. И Даша тоже приходила несколько раз. Пугливая и робкая девчушка лет четырнадцати. Высокая, худая, с узкими плечами, буквально выпадавшими из ворота. С Бабаней она здоровалась столько раз, сколько ее видела, и всякий раз привставала с дивана. Под конец Бабаня со свойственным ей юмором стала заглядывать в комнату раз в две минуты и тоже всякий раз говорить «здрасте!», стараясь успеть первой.
Когда они в первый раз увиделись, Ирка сразу уставилась на ее щеки. Ей интересно было — есть на них следы прыщей или нет. Прыщей не было, как и вообще ничего от жуткой корки, о которой упоминала Бэтла. Расшифровав ее взгляд, Даша смутилась и стала зачем-то дергать левый рукав.
— Все исчезло! Только у локтя осталась рытвинка… Глубокая. Как напоминание, — сбивчиво сказала она.
Дождливым утром Ирка сидела у компьютера спиной к двери, когда кто-то вошел в комнату. Не оборачиваясь, она безошибочно угадала — Эссиорх. Бабаня с обычными своими тарелками и лекарствами всегда толкала дверь локтем, по опыту зная точку, куда надо тюкнуть, чтобы рассохшаяся створка открылась без прикосновения к ручке. Меф топал в коридоре и, разуваясь, чуть подбрасывал кроссовки вверх, так что они отчетливо ударялись об пол. Даф вежливо покашливала. А Антигон с ходу начинал ворчать. Только Эссиорх мог стоять и смотреть.
— Все-таки мне хотелось бы понять, почему все случилось именно так? — спросила Ирка.
Смотреть на Эссиорха она избегала. Уставилась на мерцающую полоску баннеров на мониторе. На крайнем баннере телезвезда целовалась с жутким уродцем с вытянутыми гоблинскими ушами. Ирка смотрела на эти уши, и ей казалось, что они шевелятся.
— На тебя напали стражи мрака. Им нужно было крыло. Как валькирия ты убита. Как лебедь тоже. Гелата воспользовалась последней жизнью и вытянула тебя, — терпеливо ответил Эссиорх.
— Я знаю! — нетерпеливо сказала Ирка. — Меня интересует другое. За несколько часов до того, как меня убили, я мысленно отреклась! Не захотела быть валькирией. С очень большой силой не захотела.
Эссиорх молчал.
— Такое ощущение, что вначале я отреклась от света, а потом уже пришел мрак… Понимаешь? Получается, мрак был послан абсолютным светом, который знал все заранее? Нелепость!
— Нет, — уверенно сказал Эссиорх. — Свет ничего не посылал.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю, и все. Тут закон замещения. Пустоты не существует. Гаснет солнце — приходит ночь. Из чашки уходит кофе — приходит воздух. Ты выгнала из своего сердца валькирию, и вот ты больше не валькирия. Обстоятельства — это частности!
Ирка швырнула ему в лицо компьютерную мышь. Мышь немного не долетела до Эссиорха и повисла на проводе.
— Недолет! — спокойно прокомментировал Эссиорх. — Я думал, ты поняла все давно. Это основа остального. Нельзя дать ничего стоящего тому, кто не отказался от всего. Или отказался, а потом раздумал и дал задний ход.
— Почему? — Ирка внезапно успокоилась. Стала холодной, как покойник в гробу.
— Потому, что иначе он не донесет. А очень важно, чтобы донес.
— Ну да! — сказала Ирка сухо. — Кодекс валькирий. Сто раз слышала. Никто не даст трехлетнему ребенку банку с рыбками, потому что он ее грохнет. А если и не грохнет, подойдет кто-то старше и хитрее и променяет на камень, завернутый в фантик от конфетки.