очень нудно 
106 
Жиль встал на подоконник и уже был готов ухватиться за знакомую ветку, как вдруг его слуха коснулся шум подъезжающего экипажа.
Потом послышались неторопливые, спокойные шаги человека, явно возвращавшегося к себе домой.
Жиль очнулся, он понял, что в дом кто-то — прибыл, и сердце подсказало ему, что этот кто-то Джоб Керноа. Жиля охватило непоборимое желание взглянуть на привидение, отнявшее у него любовь Жюдит. И вместо того, чтобы перелезть на дерево, Турнемин вернулся в коридор.
Его глаза привыкли к темноте, теперь он отчетливо видел и изгибы коридора, и очертания предметов. Бесшумно ступая по толстому ковру, Жиль медленно приближался к парадной лестнице. Вот он услышал скрип двери и едва успел спрятаться в нише: Жюдит вышла из своей комнаты и поспешила навстречу Керноа.
— Джоб, дорогой! Ну наконец-то!
Послышался звук поцелуя. Жиль яростно сжал эфес шпаги. Огромные тени, очерченные пламенем свечи, обнялись, но быстро разъединились.
— Какое у вас лицо, мой дорогой! Все произошло не так, как вы надеялись?
— Лучше скажите, что все провалилось! Эти идиоты сицилийцы вели себя как олухи. Американец их почти всех перебил, до своих добрался только один, но и ему скоро придет конец — сицилийцы не любят трусов… А ваш оскорбитель, моя красавица, спокойно направляется в Америку.
— Какая важность! Ну выпил человек лишнего… Я вам уже говорила, что не стоит особенно волноваться. Я думаю, вам пора повидать мосье и сказать ему, что я устала от той роли, которую он поручил мне. Я хочу домой, Джоб! Мы хорошо заработали и теперь можем жить счастливо и богато.
— Нет, еще не время, и вы сами это прекрасно знаете. Ведь вы не отомстили королеве, насколько я знаю? Тогда зачем говорить об отъезде?! И что мы будем делать в Ванне, в этой дыре?
Перед нами открываются блестящие перспективы, а вы полагаете, что я соглашусь влачить существование провинциального врача: давать ветрогонное трактирщикам и принимать роды у коров?
— Я знаю! Но бывают моменты, когда меня все это страшно утомляет, особенно мужчины. Они ужасны…
— Важно, что они этого не замечают. Послушайте, Жюдит, ну будьте благоразумны! Когда-нибудь все кончится…
Влюбленные, обнявшись, поднимались по лестнице. Через какое-то время желтый свет их свечи почти достиг Жиля. Он нащупал за своей спиной ручку двери, осторожно нажал ее и проскочил в комнату, но дверь не стал захлопывать, чтобы не упустить ни слова из интересного разговора. Все услышанное отодвинуло на задний план любовь и связанные с ней переживания. Он понял, что в старом особняке Ришелье готовится новая гнусная ловушка для королевы. Волна отвращения смыла сердечную боль.
Первые же слова Керноа показали ему со всей очевидностью, что Жюдит не знала о планах сицилийцев. Она не выдала его, не назвала настоящее имя своего оскорбителя и сегодня не старалась удержать его, чтобы передать в руки стражи. Странная вещь женская логика…
Мысли Жиля вернулись теперь к неожиданному повороту событий, в результате которого мертвые оживали, а живые меняли обличье. Жилю показалось, что он вписан в картину сумасшедшего художника или играет с открытым лицом в пьесе, где все остальные персонажи носят маски. Все было фальшивым в этом доме: и Жюдит, и «добрый доктор Керноа», совершенно не похожий на врача-бретонца.
Спрятавшись за дверью, шевалье затаил дыхание: пара, обмениваясь поцелуями, приближалась к комнате Жюдит, и Жиль наконец мог разглядеть человека, на плечо которого молодая женщина влюбленно опустила свою рыжую головку. Он был достаточно высок и явно очень силен, его волосы, тоже рыжие, немного темнее, чем у Жюдит, обрамляли белое холеное лицо. Вряд ли этот человек привык в любую погоду спешить на помощь к больным. Тонкие черты удлиненного лица производили приятное впечатление, если бы не рот — плотно сжатые губы придавали всему облику доктора Керноа выражение упрямого недовольства. Зато глаза были необычайные: золотистые, неровный огонь свечи заставлял их вспыхивать диким светом. Если глаза — это окна души, то в ней Жиль с отвращением обнаружил два смертных греха — жадность и сластолюбие, но мог лишь в бешенстве сжимать кулаки, видя, какое блаженство излучает запрокинутое лицо Жюдит.
Супруги прошли в спальню, теперь Жиль слышал их разговор даже лучше, чем прежде, — оказалось, что он попал в туалетную комнатку, в ту самую, где Жюдит освежала залитое слезами лицо. Он замер, боясь пошевелиться и выдать свое присутствие легким шорохом или скрипом половицы.
106 
