120 
Отпустив руку Анналины, князь сказал, как отрезал, и в голосе его зазвучала сталь:
– Я, графиня, торгую не женщинами, а старинными драгоценностями! И здесь речь шла не о любовнице, но о том, чтобы доказать вам свою любовь! Похоже, вы никогда не слышали обо мне?
Отрезвившись, но не сменив гнев на милость, молодая женщина с явной неохотой признала:
– Конечно, слышала! Вы очень известный человек, но это никак не объясняет ни ваших тайных дел с моим мужем, ни того, что это за пресловутое доказательство любви. Если Альберто хочет подарить мне какое-нибудь украшение, ему незачем окружать это такой великой тайной!
– Да, если бы это было так, я согласился бы с вами! Вот только для него речь шла не о том, чтобы купить, а о том, чтобы продать!
– Продать? Но что? Ведь не может же это быть...
– Да, мадам, речь шла именно о его коллекции бирюзы!
Молодая женщина так побледнела, что Альдо протянул к ней руки, чтобы поддержать: ему показалось, что она теряет сознание. Но графиня, ухватившись за спинку стула, удержалась на ногах.
– Что вы хотите этим сказать? Что мой муж разорен?
– Пока еще не совсем, но до этого не так далеко. Вы ведь знаете, как он дорожит своей коллекцией? Так что сами можете судить, насколько это серьезно!
Голос Анналины, в котором до сих пор звучали раскаты злобной ярости, внезапно изменился, стал мягче, зазвучал серьезно и печально:
– И это я довела его до этого, правда? Я и моя тяга к игорному столу... Вот почему он вынужден был удалить меня из дома, чтобы переговорить с вами без помех, да?
Морозини молча наклонил голову, но в эту минуту вернулся Манфреди с небольшим чемоданчиком в руках.
– Все здесь, дорогой мой! – сказал он. Потом, притворившись, будто только сейчас заметил жену, прибавил: – Как, ты здесь? Но ведь в это время нет ни одного поезда? Как же ты добралась?
Он спрашивал Анналину, но взгляд его с безупречной естественностью был устремлен на Видаль-Пеликорна, которого он видел впервые в жизни, но догадывался, что это и есть обещанный Морозини провожатый. Что делало честь его незаурядным актерским способностям!
Археолог улыбнулся:
– Скорый поезд на Милан и аварийный сигнал!
– Как, ты велела остановить для тебя поезд, любовь моя? – удивился Альберто, подойдя к жене и заключая ее в объятия. – Тебе не кажется, что это не вполне благоразумно?
– Прости меня, но со вчерашнего вечера я словно обезумела! Когда я пришла к Оттавии, она страшно удивилась, никак не могла понять, чего я от нее хочу, а, когда я заговорила о телеграмме, поклялась всеми святыми, что и не думала ничего посылать, и сразу после этого принялась так тебя критиковать, что мы поругались и не могли перестать несколько часов. Мы выложили друг другу все, что у нас накопилось...
– И она даже не предложила тебе поужинать?
– Она-то нет, но Готфрид, старый дворецкий моего отца, пригласил нас к столу... где мы продолжали пререкаться. Ты ведь знаешь, как нелегко ее остановить...
– Тебя тоже, – улыбнулся муж. – В некотором роде фамильный талант...
– Да, конечно! Готфрид и комнату для меня приготовил, но я отказалась ночевать в доме, где твое имя втаптывают в грязь!
– И, поскольку твоя сестра предположила, будто я, воспользовавшись твоим отсутствием, принимаю у себя любовницу, ты решила проверить, не окажется ли в этом обвинении доля истины?
– Признаюсь, да.
– Ну что ж, ты сама видела: я принимал всего-навсего князя Морозини, чья репутация тебе известна. К тому же я искренне считаю его своим другом.
Продолжая говорить, граф взял чемоданчик, который поставил, чтобы обнять жену, и хотел отдать его Морозини, но Анналина запротестовала:
– Нет, Альберто! Ты этого не сделаешь!.. Я никогда себе не прощу, если из-за моего безрассудного поведения тебе придется расстаться с камнями, которые ты так любишь! Наверное, есть еще какой-нибудь способ все уладить. И прежде всего, я себя «отлучу»! Я и близко не подойду к игорному столу.
– Ты будешь чувствовать себя несчастной, а я хочу, чтобы ты всегда была счастлива!
– С тобой я и так всегда буду счастлива!
Увлеченные своей любовью, Альберто и Анналина, казалось, совсем позабыли о том, что при этой сцене присутствуют зрители. Но вскоре молодая женщина, опомнившись, повернулась к ним:
– Мне очень жаль, что вас напрасно побеспокоили, князь, особенно при таких необычных обстоятельствах, – сказала она, протягивая Морозини руку, над которой тот склонился, – но я не хочу, чтобы мой муж расставался с тем, что так ему дорого, и мы найдем другой выход. Перед вами, сударь, я тоже должна извиниться, – прибавила она, обращаясь на этот раз к Адальберу. – Боюсь, из-за меня вы провели далеко не лучшую ночь!
120 
