32 
– Что ж, мне очень жаль его, но я счастлив, что для вас все кончилось хорошо.
– Счастливы? Что-то не похоже! – заметил лейтенант, который все-таки был не совсем слеп. – У вас огорченный вид. Какие-то неприятности?
– Пока не знаем. Но уже девять, а мадемуазель дю План-Крепен еще не вернулась из города.
– Девять часов вечера – это совсем не позднее время. Может быть, она задержалась у друзей?
– Нет здесь у нее никаких друзей, – раздраженно сказала маркиза. – Она совершенно одинока и проводит свое время в поисках живописных уголков, где можно было бы написать этюд... Бог знает, куда она отправилась сегодня! Во всяком случае, она давно уже должна была прийти!
Из красного Макинтир внезапно стал зеленым.
– Вы полагаете, что и она... Как наша дорогая княгиня... Боже мой! Надо немедленно отправляться на ее поиски! Я думаю, что надо разделить город на участки и каждому искать в своем, мои товарищи вам помогут, – с горячностью произнес лейтенант, как по волшебству, на глазах превращаясь в гневного воителя. – Надо обыскать Старый город, и в первую очередь квартал Меа-Шарим.
– Этого мало, – вздохнул Адальбер. – Надо обыскать весь Иерусалим. Мало ли куда ей заблагорассудилось податься...
Мари-Анжелину искали всю ночь, к розыску подключились двое однополчан Макинтира, но не было ни малейшего следа пропавшей, никто ее не видел, никто о ней не слышал. И только на рассвете, когда перламутровый туман окутал город и умирающий от усталости Альдо вернулся в отель, и он, и только что присоединившийся к нему Адальбер просто-таки застыли перед открывшимся им зрелищем. На площадке лестницы, свернувшись калачиком, лежала Мари-Анжелина, рядом с ней был аккуратно поставлен ее этюдник, поверх него лежал колониальный шлем...
– Ничего себе картинка! – удивился Адальбер. – Слушай, что она здесь делает?
– Ты же видишь: спит!
Альдо хотел было разбудить Мари-Анжелину, сначала тихонько позвал ее, потом стал трясти за плечи... Тщетно! Единственное, чего он добился: План-Крепен перевернулась на другой бок – так, словно почивала у себя в постели, – и что-то невнятно пробормотала. Именно в этот момент в нос друзьям ударил резкий запах.
– Но... Но она же пьяная!
– Отличный диагноз! Можно подумать, она искупалась в виски: просто пьяна в стельку... Остается узнать, где она так нализалась...
– Вопросы будем задавать потом. А сейчас надо отнести ее в спальню, пока сюда не сбежались все постояльцы отеля. Возьми шлем и этюдник, а я понесу Анджелину.
Морозини взвалил спящую старую деву себе на плечо, вошел вместе с ней в лифт, поднялся на третий этаж и в конце концов опустил свою ношу на кровать в номере, дверь которого была не заперта по очень простой причине: на этот раз госпожа де Соммьер решила «коротать время» в номере План-Крепен.
– Тихо, тихо! – предупреждающе шепнул Альдо. – Не шумите, тетя Амелия, ничего особенного не случилось: она попросту мертвецки пьяна...
– А я и не собиралась шуметь. Я вообще никогда не поднимаю шума из-за пустяков. Единственное, что мне хотелось бы знать: в каком кабаке она смогла дойти до такого состояния...
– Здесь не так уж много кабаков, – сказал появившийся в эту минуту на пороге комнаты Адальбер. – Должно быть, это произошло у кого-то дома... Но ведь она терпеть не может виски!
– Меня бы удивило, если бы она полюбила его после этой ночи, – заметил Альдо, рассматривая лицо Мари-Анжелины и нюхая ее одежду. – Ее явно заставили пить: вот у нее синяк на подбородке, а одежда пахнет виски... Спустись-ка на кухню, там уже наверняка включили плиту, и попроси сделать кофе, да покрепче! А пока мы ее разденем и уложим. Мы с тетей Амелией...
– Нет уж, тетя Амелия в одиночку! – запротестовала старая маркиза. – Я охотно приму твою помощь, пока речь идет о верхней одежде, но что касается белья... Это – мое дело. Бедняжка умрет от стыда, если узнает, что ты видел ее голой! С нее станется посыпать голову пеплом и обойти босиком, хорошо если не во власянице, все окрестные соборы...
– Вы очень плохо знаете женщин, тетушка! Все зависит от того, что скрывается под ее одеждой. Ладно-ладно, не надо кричать, я уже отвернулся.
Чуть позже переодетая в трогательный пеньюар нежно-розового цвета, стянутый на запястьях и вокруг шеи розовыми ленточками, Мари-Анжелина мелкими глоточками пила крепчайший кофе. Впрочем, она тут же и отдавала выпитое, и все начиналось сначала. Кроме того, Альдо и Адальбер, поддерживая старую деву с двух сторон, время от времени заставляли ее пройтись туда-сюда по комнате. А она протестовала с тем большей энергией, чем дольше продолжалось исцеление.
32 
