очень нудно 
7 
— Я в отчаянии, что не угодила Его величеству, но почему бы королю не последовать совету, который он только что получил? Что это за правда, которую не худо было бы мне узнать?
— С позволения Его величества я сообщу ее вам: мадам де Сен-Форжа оскорбила короля. Он не счел возможным выслушивать ее речи дальше и предоставил господину де Лувуа возможность успокоить юную фурию.
— Фурию? Это о Шарлотте? В тот самый миг, когда смерть королевы повергла ее в горе и тоску?
— Откуда вы это знаете? Вас здесь не было.
— Другие были и рассказали мне. Но коль скоро вы столь многознающи, мадам, то не расскажете ли мне, чем это бедное дитя могло оскорбить Его величество?
— Я не страдаю свойственным вам неуместным любопытством, мадам. Я знаю, что она провинилась, но не знаю в чем, — пропела мадам де Ментенон с добродетельнейшим видом.
— После вашего появления в кабинете мне показалось, что болезнью неуместного любопытства страдаете именно вы! А бедную девочку, как только она появилась при дворе, вы сразу начали сживать со света!
— Я? Вы фантазируете, мадам. У меня нет никаких причин...
— У вас их множество — слишком молода, слишком хороша, да еще и сходство, которое вы сочли опасным!
— Память играет с вами дурные шутки, мадам. Не я вытеснила и заняла место мадемуазель де Лавальер, ввергнув ее в отчаяние.
— Возможно, я сожалею об этом больше вас, но мы не властны над собственным сердцем, когда в нем загорается любовь, и все, что не является предметом нашей страсти, исчезает из наших глаз...
От этой страсти низкий теплый голос бывшей фаворитки вдруг завибрировал, и сердце Людовика неожиданно откликнулось на проявление ее чувств. Ом обернулся к госпоже де Ментенон.
— Благодарю вас за желание мне помочь, мадам, — произнес он ласково, — но я хотел бы закончить наш разговор с мадам де Монтеспан... Мы увидимся с вами позже.
Что тут скажешь? Пришлось сделать реверанс и удалиться. Но красные пятна, вспыхнувшие на щеках мадам де Ментенон, откровенно свидетельствовали о том, в каком гневе она пребывает. В восторге от своей маленькой победы, великолепная Атенаис благоразумно удержалась от язвительных замечаний. Людовик подошел к ней ближе, пристально глядя на бывшую фаворитку, и в глубине его глаз разгорался огонь, которого она уже не надеялась увидеть.
— Осталось ли что-то от страсти? — прошептал он, подойдя так близко, что она почувствовала его дыхание. — Или один только пепел?
— Угли тлеют под пеплом и жаждут вспыхнуть огнем...
Воцарилось молчание, наполненное невысказанными эмоциями, воздух затрепетал предвестием грозы, и на отдаленное ворчание грома отозвался вздох. Когда губы их разомкнулись, Атенаис услышала:
— Я сейчас же отправлюсь охотиться в леса Кланьи. Жди меня там!
Выходя из королевского кабинета, мадам де Монтеспан уже не помнила о поводе, который привел ее туда... Можно ли думать о чем-то другом, кроме мига, когда солнце своими лучами вновь согреет ее одинокую постель? Она тут же уехала в свой замок Кланьи.
А герцогиня Елизавета в тот же вечер слегла с температурой и не смогла поехать к королю, как собиралась прежде. Двор в скором времени перебрался в Фонтенбло, а она, к своей радости, из-за болезни осталась в Сен-Клу, чтобы набираться сил и выздоравливать.
В Фонтенбло между тем разыгралась комедия, которая была бы очень смешна, если бы не трагическая развязка. К королю прискакал из Версаля курьер с сообщением, что северное крыло, которое только-только начали строить, обрушилось. Людовик позеленел от злости и вылил всю свою ярость на Кольбера, который, по мнению короля, был во всем виноват: кто, как не он, отвечал за сохранность королевского имущества, а заодно и за строительство, и, как видно, нанял сущих бездельников.
— Или работники никудышные, или никудышные материалы! — гремел король. — И значит, кто-то нагрел на этом руки! Мой дворец заслуживает лучшего попечения! Позаботьтесь, чтобы подобное не повторилось!
— Сир! — проговорил министр, побледнев как полотно. — Никогда король не говорил со мной таким тоном, и я полагал...
— Все имеет не только конец, но и начало! Вы прекрасно знаете, что я требую совершенства! Отправляйтесь и позаботьтесь, чтобы крыло было восстановлено как можно скорее.
Несколько минут спустя Кольбер, задыхаясь от едва сдерживаемого гнева, уехал из Фонтенбло и направился в Версаль, где буквально испепелил строителей, потом вернулся в свой парижский особняк и лег в постель. Прошло три дня, и Кольбера не стало. Все невольно похолодели.
7 
