очень нудно 
100 
– Вы забыли еще кое-что: у вас всегда есть Комбер и… моя дружба. Жизнь в имении не очень светская, не очень веселая, но…
– Не слишком веселая? После того, что с вами там случилось? Вы капризны! – И добавила, внезапно посерьезнев: – Вы правы. Остался Комбер, и я не забыла о нем. Но мне хотелось услышать это от вас…
Видно, вспомнив о доме, Гортензия плохо спала в эту ночь. При мысли о возвращении ею овладело волнение. Прошли долгие месяцы с тех пор, как она уехала, и ее очень тревожило молчание Жана. Пришло еще одно письмо от Франсуа, но там не было ни слова о повелителе волков, и Гортензия, хорошо зная Франсуа, понимала, что Жан, по-видимому, запретил ему писать о себе.
Она уверилась в этом, когда на другой день – бывают же такие совпадения – получила очередное письмо из Комбера. Франсуа мало писал ей, но это его послание заставило сжаться ее сердце: «Возвращайтесь, мадам Гортензия! Умоляю вас! Возвращайтесь как можно скорее. Мне запретили вам писать. Я надеюсь еще вас увидеть. Надо что-то делать. Только вы сами должны защитить свое счастье… если тот, кого вы любили, все еще составляет ваше счастье…»
Прочитав это, Гортензия разрыдалась, и Фелисия, бросив взгляд на письмо, решила позволить ей выплакаться. В этих слезах изливались месяцы тоски по родине и тревоги за своих, поэтому она решила, что ей надо дать поплакать. Лишь спустя некоторое время она подсела к ней и обняла ее за плечи.
– Еще два дня, дорогая, и мы уедем! Если этот человек вам написал, значит, еще не поздно.
– Вы… так думаете?
– Я в этом уверена. Иначе бы он не писал. Он знает, сколько времени потребуется письму, чтобы прибыть к вам, и сколько времени надо вам, чтобы уехать. Успокойтесь, вы поспеете вовремя… Боюсь, что я, втянув вас в эту авантюру, слишком много от вас потребовала. Но я постараюсь сделать так, чтобы все это не нанесло вам слишком большого урона…
Спокойный и уверенный тон Фелисии унял поток слез Гортензии, и она подняла голову.
– Что вы хотите сказать?
– Что завтра вечером я отправляюсь в Шенбрунн с Тимуром и Камератой, а вы остаетесь здесь. Если к рассвету я не вернусь, уезжайте, не ожидая и не стараясь что-либо узнать. Вы отправитесь почтовой каретой до Зальцбурга, а оттуда – во Францию. Нет, Гортензия, не настаивайте. Я приняла решение и не собираюсь его менять.
– Вы наказываете меня за эту минуту слабости? – с горечью спросила Гортензия.
– Я вас не наказываю, бедная глупышка! Просто я посчитала, что вы слишком дорого платите за нашу авантюру, даже если речь идет об императоре. С вами останется Мармон…
Услышав о том, какая роль ему отводится, маршал скривился. Мысль о том, что он остается в компании Гортензии, была ему приятна лишь наполовину. Он не был согласен на второстепенную роль в этом заговоре. Фелисия была готова к тому, что он так встретит ее предложение, и постаралась объяснить, в чем заключалась его роль.
– Я отвожу вам очень важную роль. Если так случится, что мы не вернемся почему-либо, вы должны остаться вне подозрений. Вы усадите Гортензию в карету утром, чтобы отправить ее во Францию…
– А вы?
– А потом у вас появится время заняться мной. А она должна уехать. Да к тому же речь никогда не шла о том, чтобы вы отправились в Шенбрунн. Нам не нужна целая дюжина людей для того, чтобы перелезть через стену и помочь это сделать принцу. Это напоминало бы стадо баранов. Мы с Тимуром проникнем в парк. Графиня останется на страже в карете. Речь идет всего о нескольких минутах. Мы быстро вернемся. Вот тогда вы увидите принца, а потом отвезете мадам де Лозарг к Пальмире, которая будет ее ждать. А теперь решайте, как вы собираетесь себя вести, и останетесь ли вы моим другом, как я до сих пор считала.
– Как будто вы не знаете, что я никогда не скажу вам «нет»!.. Я выполню в точности все, что вы мне поручите…
– Именно на это я и рассчитывала! – заключила Фелисия, широко улыбнувшись и таким образом несколько смягчив свою резкость. Улыбка совершила чудо, и Мармон, легковерный, как всякий влюбленный, вдруг увидел благорасположение там, где минуту назад видел лишь неприятную обязанность. Оставалось лишь дождаться того самого вечера, столь давно ожидаемого мига, когда их общие судьбы будут вписаны в новую страницу Истории.
Как только стемнело, закрытая карета, принадлежащая Марии Липона, остановилась у дворца Пальм. Мария должна была провести вечер с Гортензией и Мармоном. Карета же, в которую сели Фелисия и Тимур, снова отправилась в путь. На облучке в костюме кучера и высоком сером цилиндре сидела Леона Камерата, громко щелкая кнутом. Из дворца за ними наблюдали оставшиеся дома. Им оставалось лишь ждать в волнении и тревоге, что делало ожидание еще более мучительным. Их согревала только надежда.
100 
