очень нудно 
117 
Она приблизилась к постели и увидела, что маркиз смотрит на нее, и взгляд его был прежним: холодным, ироничным, а глаза напоминали два озера голубого льда, лишь слегка побледневшего. И она ответила ему таким же холодным взглядом, полным сарказма:
– Я не без удивления узнала, что вы все еще на этом свете, что вас не убил даже обвал замка. И эта новость была столь фантастичной, что я не удержалась, чтобы не нанести вам визит. Теперь я и сама вижу, что вы все еще здесь. Как вы себя чувствуете, дядюшка?
– Плохо, потому что меня предали, приведя вас сюда. Я надеялся, что больше никогда вас не увижу, я даже не знал, что вы вернулись. Но как бы то ни было, это уже не имеет значения…
Он говорил с трудом, и от напряжения на виске вздувалась вена, но сердце Гортензии это не тронуло.
– А разве я когда-нибудь что-то значила для вас? Кроме того, что вы надеялись получить мое наследство.
– Больше, чем вы могли себе вообразить. Я любил вас…
– Любили? А знали ли вы когда-нибудь, что означает это слово? Любили и по крайней мере дважды пытались меня убить?
– Так выражалась моя любовь. Вы не хотели подчиниться мне, а я предпочитал видеть вас мертвой, чем принадлежащей другому. Но теперь я могу умереть спокойно, ибо вы никогда больше не будете счастливы. Вы отняли у меня моего внука, а я отнял у вас его отца. Теперь он мой, Жан – предводитель волков. Вы бросили его, а я взял его себе…
– Я не бросила его! Бог свидетель, я уехала, чтобы спасти женщину, которую я считаю своей сестрой. Женщину, которой я так много обязана. Я освободила ее, но, чтобы помочь ей выполнить то, что она считала целью своей жизни и что так бы понравилось моему покойному отцу, я вынуждена была прожить несколько месяцев в Вене…
– Какая трогательная история! За кем вы отправились в Вену? Осмелитесь сказать, что не за мужчиной?
– За мужчиной? Не совсем так. Пожалуй, за идеей! С горсткой верных людей мы пытались вырвать из рук австрийского двора сына императора…
Внезапный гнев зажег взгляд больного. Он зашелся в кашле.
– Вы в своем уме? Сына Бонапарта? Вы хотели возвести его на трон великих Капетингов? Какая низость!
– Вы предпочитаете ему сына цареубийцы, Филиппа Орлеанского? Принц несет в себе кровь императора и Габсбургов. Вы могли бы относиться к нему с большим уважением… Во всяком случае…
– Вы проиграли? Бедная дурочка… на что вы надеялись? Ведь против вас было все австрийское могущество!
– Бедная дурочка почти смогла сделать это, но наш Римский король недолго проживет на этом свете. Он умирает, даже если Меттерних еще не осознал этого. Я говорю вам все это, чтобы вы поняли, что я не провинилась перед человеком, которого люблю. Я ни на минуту не забывала думать о нем. Ни на минуту я не переставала любить его.
– У вас будут прекрасные воспоминания! – усмехнулся маркиз. – Ибо отныне вам придется забыть о нем, я с радостью вам об этом сообщаю. Я поставил его перед выбором: стать моим признанным сыном или остаться вашим любовником. И он сделал выбор. Это было нетрудно, ибо вы предпочли носиться по дорогам вместе с вашей любимой подругой. Теперь все уже сделано, все оформлено, и вам остается только посмеяться вместе со мной. Я все оформил у кюре.
– Посмеяться? – горестно воскликнула Гортензия.
– Ну да, посмеяться! Разве это не смешно? Вы оба отныне будете носить одно имя Лозаргов, а после моей смерти он унаследует и титул. Вы останетесь графиней, но между вами будет пролегать такая пропасть, которая разделит замок и Комбер. Океан, который невозможно переплыть!
– Что вы об этом знаете? Он любит меня и…
– Вы в этом уверены? А мне кажется, что он гораздо больше любит то, что станет последним сеньором, владельцем этого замка. К тому же он не из тех, кто меняет свои решения. Или же ему придется отказаться… от мечты всей его жизни!
Демонический смех сотряс его исхудалое тело, почти неразличимое среди складок одеяла…
– Вы – чудовище! – проговорила Гортензия с отвращением. – Как можете вы быть столь жестоким, столь одержимым в момент приближения минуты, когда вам придется предстать пред господом?
Он еще раз засмеялся, но смех перешел в приступ икоты. Годивелла бросилась к нему, подняла его голову вместе с подушкой и дала выпить несколько глотков какой-то буроватой жидкости, которая слегка дымилась.
– Вам следует уйти, мадам Гортензия. Он очень утомился от разговора с вами.
– Ну полноте, Годивелла! Ему доставляет такое удовольствие мучить меня, что он ни за что не откажется от этого. Я принесла ему последнюю радость…
117 
