очень нудно 
14 
Обычно дом благоухал нежнейшим ароматом бергамота, но, когда Гортензия поднималась по изумительной красоты белокаменной лестнице (которую Флоретта, так звали могучую экономку, должно быть, ежедневно мыла и скребла, чтобы сохранить эту невероятную белизну), ей в нос ударил здоровый запах капусты, лука и приправ. Молодая женщина поняла, что на ужин у каноника сегодня мясное рагу. Ни для кого не было секретом, что добряк тоже впадал в грех, но у него это был приятный грех чревоугодия.
Голос Флоретты опередил Гортензию и эхом прокатился по дому с оглушительной силой, которую не смягчала толщина стен:
– Господин каноник, к вам с визитом графиня де Лозарг.
– Какой приятный сюрприз! Входите же, дорогое дитя!
Последние слова он произнес, уже выйдя на лестничную площадку, так что, поднявшись по лестнице, Гортензия попала прямо в объятия своего старинного приятеля. Он обхватил ее своими короткими ручками и расцеловал по деревенскому обычаю, который предпочитал всем этим придворным реверансам…
– Найдите что-нибудь вкусненькое к столу, добрейшая Флоретта! Мадам де Лозарг поужинает с нами…
– К сожалению, не могу, – отвечала Гортензия. – Прошу прощения, поверьте, мне, правда, очень жаль. Но я приехала только на минутку, чтобы поговорить с вами. Только, может быть, я не вовремя?
– Вы? Не вовремя? Входите, дитя мое, и поверьте, мне так жаль, что нельзя пообщаться с вами подольше. Чаю, Флоретта!
Комната, где оказалась Гортензия, выглядела очень теплой и приветливой со своим большим камином, в котором пылал огонь, старинной, до блеска натертой мебелью, двумя книжными шкафами, набитыми книгами, стоявшими друг против друга, с древними резными креслами, чей суровый вид смягчали мягкие подушки в бархатных чехлах в тон занавесей. Здесь было приятно тепло, особенно после улицы, продуваемой ледяным ветром, холод которого не могли смягчить лучи по-зимнему бледного солнца. Гортензия с довольным вздохом освободилась от своего подбитого мехом плаща, слегка ослабила ленты бархатного капора, чьи бело-пенные муслиновые отвороты освещали лицо мягким светом, и уселась в кресло. Каноник, устроившись в кресле напротив, с нескрываемым удовольствием смотрел на нее.
– Хорошенькие женщины – такая редкая радость в этом доме, милая Гортензия, а вы, да простит мне господь, кажетесь прекрасней, чем всегда. Как поживает малыш Этьен?
В соответствии с правилами хорошего тона Гортензия рассказала ему о сыне, справилась о здоровье каноника и обменялась с ним несколькими общими фразами о знакомых и родственниках. Тем временем Флоретта принесла поднос с дымящимся чайником, печеньем и всеми принадлежностями, необходимыми для чайной церемонии, как это было принято в приличных семействах. И, только попробовав печенье и выпив чашку ароматного напитка, Гортензия наконец сочла возможным объяснить цель своего визита:
– Дорогой кузен, я приехала просить вас обвенчать меня и надеюсь, вы не откажете мне провести церемонию тихо и скромно, чтобы об этом никто не узнал…
Если каноник и удивился, то ничем это не обнаружил. Пухлой ручкой он старательно смахнул несколько крошек с сутаны.
– Тайный брак?
– Да. Увы, по-другому невозможно!.. По крайней мере на это мне все намекают.
– Все – это скорее всего полдюжины человек, не больше, – заметил господин де Комбер, утонув еще глубже в подушках и сцепив пальцы на прекрасном распятии, висевшем на груди. Затем он на какое-то мгновение смежил веки. Зная, что он не дремлет, Гортензия не нарушила его молчания. Но поскольку оно грозило слишком затянуться, она нерешительно прошептала:
– Вы не спрашиваете, за кого я собираюсь замуж?
Каноник открыл глаза чудного незабудкового цвета, в которых мелькнула веселая искорка, однако не перешедшая в улыбку.
– Думаю, что я и сам знаю. Недавно мы говорили о вас с кузиной де Сент-Круа, о, только не волнуйтесь, со всей любовью, которую мы оба питаем к вам, и пришли к выводу, что такое развитие событий вполне вероятно. Хотя и не очень желательно…
Гортензия мгновенно возмутилась:
– Для кого нежелательно? Для меня, во всяком случае, выйти замуж за Жана будет самым большим счастьем, какое только можно вообразить!
На этот раз каноник улыбнулся.
– Возможно, я не должен был бы вам говорить, но за мою долгую жизнь я убедился, что брак, даже если вначале он расцвечен нежными цветами взаимной любви, редко сохраняет этот убор до конца. А если речь идет о страсти, то это бывает еще реже.
14 
