Когда Бальзамо вернулся домой, щеки у него горели, глаза сверкали.
– Знаешь ли ты, – начал он, – что наша счастливая звезда привела нас к подлинному источнику богатства? – обратился он к жене.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что этот старик, сэр Ричард, коллекционирует не только рисунки и картины… но еще и драгоценные камни!
– Что?
Кровь постепенно начала отливать от прекрасного лица Лоренцы. К ней возвращался страх, тот давний, всепоглощающий страх, который она, как ей казалось, навсегда оставила в трактире на Кент-стрит. Но она не посмела ни о чем его спрашивать. Впрочем, Жозеф и не стал бы ее слушать, он уже продолжал говорить, с пылающими глазами, захваченный своей страстью.
– У него есть рубины… великолепные рубины! Сказочные камни, каких нет и у самого короля!
Лоренца вскрикнула и упала перед мужем на колени.
– Нет, Жозеф! Нет! Ты не можешь так поступить. Я умоляю тебя – оставь эти мысли.
– Да почему же? Подумай сама: с этими рубинами мы могли бы двинуться дальше, добраться до Парижа, где ловкий человек никогда не будет голодать.
– А ты подумай о том, что сэр Ричард избавил нас от нищеты и, может быть, спас от смерти! И в благодарность за это ты собираешься его обокрасть! Ты посмеешь это сделать?
– Я уже сказал тебе, что хочу добиться успеха. Меня ждет мое дело, мое Великое Творение. Мне нужна лаборатория, нужны металлы, реторты, горелки! Что значит уважение одного человека рядом с теми чудесами, которые мне предстоит совершить?!
Он не смотрел на Лоренцу. Его широко распахнутые глаза, казалось, прозревали будущее, видели торжество золота и драгоценных камней. Лоренца поняла, что ее муж совершенно утратил способность здраво рассуждать.
– Если ты это сделаешь, – прошептала она, – я оставлю тебя! Я от тебя убегу.
– Не болтай глупостей! Что бы ты делала без меня?
Но на следующее утро, когда солнце взошло над полями и над домом сэра Ричарда Диэлса, оказалось, что Лоренца Бальзамо исчезла…
3. Властелин тайн
Матрос убрал парус, и маленькое суденышко замерло у причала. Бальзамо поспешно сунул в руку моряку немного денег и спрыгнул на берег. Пронзительный декабрьский ветер трепал его просторный черный плащ. Холод пощипывал кожу. И все же путешественник утер пот со лба. Переход от Дувра оказался тяжелым. Сотню раз Бальзамо уже думал, что пришел его последний час. Конечно, когда-то ему пришлось немало поплавать по морю, но по Средиземному, а это лазурнейшее из морей ничем не походило на серый и злобный Ла-Манш, где под низким небом набухали огромные волны и за предательскими туманами скрывались страшные рифы.
Земля Кале показалась ему упоительно твердой и надежной. От самого Кентербери и до французского берега он не переставал идти по следу сбежавшей жены. В Дувр он прибыл как раз вовремя для того, чтобы увидеть удаляющуюся корму судна, совершавшего регулярные рейсы через пролив, и услышать, что «синьора Лоренца Феличиани была на борту». Тогда он зафрахтовал корабль и пустился в погоню за женой, истратив на это немалую часть своих сбережений. Раз она выбрала Францию, значит, решила ехать в Париж. В Париж, откуда отправлялись почтовые кареты, которые могли отвезти ее в Италию. Но пока что надо было собирать сведения.
Его внимание привлек красноватый свет в окнах кабака, он заметил вывеску, с противным скрежетом качавшуюся под ветром. Здесь он может рассчитывать, что не только получит столь необходимую ему информацию, но наверняка найдет по крайней мере миску горячего супа и кувшин вина, чтобы подкрепиться. Сгибаясь под порывами ветра, он направился к кабаку.
Хозяин «Приюта рыбака» выглядел сонным и недовольным, но от звона золотых монет проснулся и засуетился. Он мгновенно подал позднему гостю суп, принес несколько ломтиков сала и кувшинчик вина и без долгих расспросов признал, что пассажиры судов, которые ходят через пролив, часто останавливаются у него, чтобы отдохнуть после перехода. Конечно, он заметил недавно среди них молодую, белокурую, очень красивую и очень печальную женщину, которая, казалось, с большим трудом держалась на ногах.
– К счастью, мужчина, который был с ней, ни на шаг от нее не отходил. Он закутывал ее в плащ, заставлял ее есть и пить, уверял, что ее недомогание вскоре пройдет и что в его карете ей будет очень удобно и она вполне оправится.
Бальзамо нахмурился. Что это еще за мужчина? Кто бы это мог быть? Он не представлял себе; разве что на самом деле это была другая женщина, не Лоренца. Потом спросил еще: