очень нудно 
145 
Для бракосочетания в Сузах был выстроен огромный шатер, покоившийся на великолепных колоннах и напоминавший зал дворца персидского царя. Стены прикрывали пестрые ковры и тяжелые красные, затканные золотом и серебром занавеси.
Перед множеством невест и женихов выступали индийские фокусники, а также жонглеры, музыканты и певцы.
Поразили всех подарки, приготовленные царем для участников церемонии. Мало того, что невесты получили богатое приданое, так еще и каждому жениху было пожаловано по золотому кубку.
И вот, повинуясь сигналам военных рожков, каждая из девственниц направилась к тому человеку, которого предназначили ей в мужья. Статира и ее кузина подошли к великому царю, и он, как велел персидский обычай, звучно поцеловал обеих. И тут же раздались еще десять тысяч поцелуев. Затем принесли жертвы всем богам – и греческим, и персидским – и начали пировать.
– Всем встать, взять невест за руки и пойти на ложе! – прозвучала команда. И пары дружно удалились туда, где им было предписано провести брачную ночь.
Мы не знаем в точности, что было дальше. Но хочется верить, что Александр все же не поставил возле лож громогласных сотников, чтобы те указывали, когда женихам следует начинать штурм персидских крепостей.
Ночь тянулась долго, и Александр остался ею доволен. Сначала он наслаждался ласками двух своих жен, потом велел им отправиться к Гефестиону, а сам принял в своем алькове супругу своего лучшего друга.
Ну а под утро Александр уже обнимал Гефестиона и говорил ему:
– Я люблю тебя больше всех женщин мира, мой Гефестион! Никогда и ни с кем не испытывал я такого наслаждения.
Можно представить себе отчаяние великого царя, когда всего лишь несколько месяцев спустя после бракосочетания в Сузах ему сообщили, что его друг при смерти. Он поспешил к ложу больного, но опоздал. Гефестион был мертв.
– Почему вы не спасли его? – грозно вопрошал безутешный Александр придворных лекарей, и те отвечали, что болезнь казалась неопасной и что покойный – да простит их великий царь! – слишком уж предавался разного рода излишествам, которые нанесли невосполнимый урон его здоровью.
Александр приказал казнить провинившихся врачей, срезал в знак траура свою великолепную шевелюру и занялся подготовкой к похоронам. Он призвал к себе всех самых знаменитых зиждителей Эллады. Царь вознамерился воздвигнуть Гефестиону в Вавилоне грандиозный и совершенно безвкусный памятник, который соперничал бы с египетскими пирамидами.
– Нам не хватит денег, повелитель, – осторожно говорил казначей.
– У нас не хватит, значит, заплатят соседние города и все враги моего дорогого Гефестиона, – мрачно отвечал царь.
В последние дни мая 323 года тело умершего положили на погребальный костер. Он был столь огромен, что пришлось вырубить угол прославленных висячих садов Семирамиды, а его пламя поднялось выше, чем вздымалась некогда знаменитая башня Э-темен-анка. Александр был болен малярией, которую подхватил на гнилых болотах в окрестностях Вавилона. Его бил озноб, и он шептал что-то, прощаясь со своим другом, который навсегда покидал его…
Череда поминальных торжеств казалась бесконечной. Во время этих печальных пиршеств Александр так измучил себя, что не смог справиться с тремя сильнейшими приступами малярии, последовавшими один за другим. На закате 13 июня 323 года до новой эры Александр Македонский испустил последний вздох. Великому царю было всего тридцать три года…
Многие после него осмеливались называть себя божественными и повелителями мира, но все они были лишь жалкими подражателями этого великого воина.
Третья брачная ночь Божественного Августа
Гаю из рода Октавиев повезло с родней. Его двоюродным дедом был сам великий Гай Юлий Цезарь, который усыновил внучатого племянника и назначил его своим преемником. Став правителем Рима и приняв имя Гай Юлий Цезарь Октавиан, он принялся распускать слухи, будто долго колебался, прежде чем согласился сделаться консулом, но, судя по всему, это было неправдой.
Часто, очень часто поговаривали в Вечном городе о том, что наследник Юлия Цезаря, получивший после его смерти чрезвычайные и очень широкие полномочия, происхождение имел темное и низкое.
Многочисленные сторонники Марка Антония – того самого, что был любимцем Юлия Цезаря, а позже сделался любовником и мужем египетской царицы Клеопатры, – терпеть не могли нового властителя Римской республики и потому с удовольствием клеветали на него. Хотя, вполне возможно, никакая это была не клевета, а истина, которую, впрочем, никак нельзя было подтвердить документально.
145 
