48 
Но Марианне не хотелось ни встречаться с неистовым Фурнье, ни нарушать тет-а-тет влюбленных.
— Передайте мадам Гамелен, что я встречусь с ней завтра, — сказала она подбежавшему Жонасу.
— Мадемуазель Мавианна, но вы не можете уйти пвосто так! Подоздите немного, я велю залозить…
— Нет необходимости, Жонас. Вот и моя карета.
Действительно, сквозь застекленные двери вестибюля она увидела Гракха-Ганнибала, который после лихого разворота остановил лошадей у крыльца. Но пока Жонас заботливо укутывал ей плечи кашемировой шалью. Глаза ее расширились от изумления при виде выпрыгнувшего из кареты Аркадиуса.
Оборванные лацканы и фалды черного фрака, свисавшие с шеи остатки кружев рубашки, продавленная шелковая шляпа, подбитый глаз и многочисленные царапины, покрывавшие лицо виконта де Жоливаля, свидетельствовали о славной битве, которую ему пришлось вынести, в то время как гордо восседавший на своем сиденье Гракх, без шляпы, взъерошенный, с пылающими щеками и сверкающими глазами, все еще потрясал кнутом, словно Юпитер молниями.
— Господи! — вздохнула Марианна. — Наконец-то!
Но откуда вы взялись?
— Из толпы, где вы нас оставили! — пробурчал Жоливаль. — Конечно, вы выглядите гораздо свежей, чем мы, но насколько я помню, у вас при выезде было розовое платье?
— Оно тоже попало в свалку. Однако, мой друг, садитесь, надо возвращаться. Вам срочно необходима ванна и прочий уход. Домой, Гракх, и как можно быстрей!
— Если вы хотите, чтобы я скакал во весь опор, надо миновать стену Откупщиков и объехать пол-Парижа.
— Делай как хочешь, только доставь нас домой и избавь от встреч с толпой.
В то время как экипаж выезжал за ограду особняка, Аркадиус снова стал промокать глаз носовым платком.
— Итак, — спросил он, — вы что-нибудь добыли?
— Мадам Гамелен сразу предложила десять тысяч.
— Очень приятно, но этого недостаточно. А вы не пытались поговорить с Увраром, как я вам советовал?
Марианна прикусила губу и нахмурилась, вспомнив, что из этого вышло.
— Да, Фортюнэ устроила мне встречу с ним… Но мы не пришли к соглашению. Он… он слишком дорогой для меня, Аркадиус!
Наступило короткое молчание, использованное Жоливалем, чтобы взвесить эти несколько слов, открыть подлинный смысл которых не составило для него большого труда.
— Так! — сказал он только. — А… мадам Гамелен осведомлена о предложенных условиях сделки?
— Нет. И совсем не обязательно, чтобы она узнала.
Правда, я сначала хотела было рассказать ей обо всем, но она ужасно занята.
— Чем же?
— Какой-то раненный в плечо солдафон, свалившийся ей словно снег на голову, который, видимо, занимает большое место в ее жизни. Некий…
— Фурнье, я знаю! Ага, значит, гусар вернулся? Он ненавидит императора, но не может долго оставаться вдали от поля битвы.
Марианна вздохнула.
— Интересно, есть ли хоть что-нибудь, о чем бы вы не знали, друг мой?
Улыбка Жоливаля превратилась в гримасу из-за болезненных царапин и ссадин на лице, и он печально посмотрел на остатки шляпы.
— Да… как мы, например, достанем двадцать тысяч ливров, которых нам еще не хватает.
— Остается только один выход: мои драгоценности, даже если это станет причиной ссоры с императором. Завтра вы посмотрите, можно ли их заложить. В противном случае… придется их продать.
— Вы абсолютно не правы, Марианна. Поверьте мне, лучше будет повидаться с императором. Попросите у него аудиенцию и, раз вы послезавтра поедете в Тюильри…
— Нет… ни за что! Он слишком хорошо умеет задавать вопросы, и есть вещи, о которых я не хотела бы ему говорить. Кроме того, — печально добавила она, — я и в самом деле являюсь убийцей. Я убила женщину, правда, не желая этого, но тем не менее убила. И не хочу, чтобы он узнал это.
— Вы думаете, он не будет задавать вопросы, если узнает, что вы продали изумруды — его подарок?
— Постарайтесь так договориться, чтобы сохранить возможность выкупить их через два или три месяца. Я буду петь везде, где мне предложат. Можете заключать контракты.
— Хорошо, — вздохнул Жоливаль, — я сделаю все как смогу лучше. А пока возьмите это.
Порывшись в кармане своего испачканного белого жилета, он вытащил оттуда что-то круглое и блестящее и всунул его в руку Марианне.
— Что это такое? — спросила она, нагибаясь, потому что в карете царила почти полная темнота и трудно было что-нибудь разглядеть.
— Небольшой сувенир на память об этом замечательном дне, — ухмыльнулся Жоливаль. — Одна из медалей, что недавно разбрасывали. Я добыл ее в трудной борьбе.
48 
