очень нудно 
22 
Вместо ответа шотландец поклонился и протянул даме сложенные в замок руки, чтобы она поставила на них ногу. Это был жест, признающий поражение, и одновременно рыцарский знак подчинения. Катрин улыбнулась и кокетливым движением отбросила вуаль на тамбурин, прикрывавший ее голову. Ее взгляд погрузился в светло-голубые глаза Мак-Ларена. То, что она там увидела, заставило ее слегка покраснеть, и, опершись ногой на сложенные руки, она взлетела на круп лошади. Мир был восстановлен. Все оседлали лошадей и покинули Морияк, и никто не заметил тени, пробежавшей по лицу Готье.
Впрочем, этот инцидент стал прелюдией к значительно, более серьезным событиям. К полудню конный отряд прибыл в Жалейрак. Густые леса закончились, и пошли хорошо обработанные поля, на которых вскоре взойдут рожь и гречиха; взору предстали большое аббатство и скромная деревенька. Все вместе взятое производило впечатление тихой и мирной жизни. Может быть, этому способствовало солнце, золотившее снега, но во всем скромном местечке, в деревенском монастыре было нечто необычное. Более того, здесь люди не прятались, как в других деревнях, а на главной и единственной улице было много людей, спешивших к приземистой церкви.
Когда подъехали поближе, Мак-Ларен придержал свою лошадь и поровнялся с братом Этьеном. Сидя сзади худого шотландца, маленький монах, кажется, бесконечно наслаждался путешествием.
— Что делают все эти люди? — спросил Мак-Ларен.
— Идут в церковь, — ответил брать Этьен. — В Жалейраке почитают мощи святого Меана, монаха, некогда прибывшего сюда из Галлии, из-за моря. Его бретонское аббатство было разгромлено и сожжено норманнами. Монахи были вынуждены бежать от них. А собралось много народу потому, что святой Меан считается покровителем всех прокаженных.
Слова вонзились в сердце Катрин. Она побледнела, и была вынуждена ухватиться за плечи Мак-Ларена, чтобы не упасть с лошади. «Прокаженные…» — произнесла она беззвучным голосом. На большее ее не хватило, слова застряли в горле. Толпа, собравшаяся на улице, представляла ужасную картину. Существа, пол которых было невозможно определить, тащились по снегу, опираясь на костыли или палки, показывали почерневшие конечности, культяшки, страшные язвы, покрывшие лицо, руки, ноги, опухоли и лишаи — чудовищное сообщество, вопиющее, рычащее, умоляющее, стонущее, как в аду…
Монахи-антонианцы, одетые в серые рясы, с голубыми эмалевыми бляхами на плече, склоняли к ним свои бритые головы и помогали идти.
— Прокаженные, — с отвращением сказал Мак-Ларен.
— Нет, — поправил брат Этьен, — только не прокаженные… Здесь чесоточные, страдающие рожистым воспалением, отравленные спорыньей , тухлой мукой, которую они ели из-за нищеты, — все несчастные с больными конечностями.
И верно, из-за грубо сложенной стены, окружавшей несколько бараков, возвышавшихся в стороне от деревни, вышла другая процессия: люди, одетые в одинаковые серые плащи с пришитыми на них красными сердцами, короткие мантии красного цвета с капюшоном и шляпы с широкими полями. Они вращали трещотки, оглашавшие чистый горный воздух скорбным звуком, и медленно шли к деревне. Перед ними в страхе расступались люди, включая и ужасную толпу больных. Отбросы человеческого Общества бросились бежать кто как мог в сторону монастыря либо прижимались к стенам домов, дабы не притронуться к прокаженным.
Со слезами на глазах Катрин смотрела, забыв обо всем на свете. Эта картина пробудила ее боль, напомнила о безумии первых дней одиночества. Эти несчастные — мир человека, которого она любила и которого будет любить до последнего вздоха.
Обеспокоенная Сара увидела, как слезинки градом катятся по бледным щекам Катрин, а взгляд темных глаз неотрывно следит за высоким священником, одетым в коричневую рясу. Неожиданно цыганка поняла: это был монах-надзиратель из Кальве. Безусловно, он привел сюда больных, чтобы попытаться добиться от святого Меана их излечения.
Но вдруг Сара услышала то, чего подспудно ожидала — тревожный крик отчаявшейся Катрин:
— Арно!
Прокаженные обогнули возвышение, на котором находился отряд, и теперь удалялись, но человек, шагавший рядом с монахом в коричневом, высокий и худой, чьи широкие плечи с таким природным изяществом несли свою беду, был не кто иной, как Арно де Монсальви. Катрин не могла не узнать его. Оцепеневший Мак-Ларен еще только подумал задержать ее, а она уже соскользнула с лошади, подняла руками свою длинную юбку и бросилась бежать по снегу. Сара, Готье и брат Этьен, обуреваемые жалостью к ней, бросились вдогонку. Длинные ноги нормандца позволили ему обогнать всех, но Катрин, летящая на крыльях любви, бежала так быстро, что ему никак не удавалось схватить ее: ни снег, ни плохая дорога не могли ее удержать. Она в буквальном смысле летела, и черная вуаль трепетала словно флаг в бою. Только одна, восторженная, сумасбродная мысль была у нее в голове: она увидит его, она будет говорить с ним! Счастливое чувство завладело ее душой, навалилось, словно поток воды, разрушающий дамбу. Ее блестящие
22 
