Последние отзывы

  24  

Пьер рывком бросил ее поперек крупа коня, крепко привязал, потом вскочил в седло и вонзил шпоры в бока скакуна. Животное стрелой сорвалось с места и, пробарабанив копытами по подъемному мосту, пустилось вскачь по полю. Жанна, которая уже ощущала действие яда, испустила пронзительный крик от причинявшей ей мучительную боль дикой скачки.

– Пощади, Пьер… Вспомни о ребенке, которого я ношу!..

В ответ раздался зловещий хохот.

– Ребенок? Неизвестно еще, чей это ублюдок… Впрочем, какая разница? Я остановлю коня, только когда ты сдохнешь!

Стоны несчастной заглушило ржание коня, безжалостно пришпоренного седоком. И адская скачка продолжалась. Полузадушенная путами, беспрестанно стукаясь головой и ногами о бока коня, Жанна де Жиак при каждом толчке издавала отрывистый стон. Ее внутренности казалось пожирало пламя.

Убийственная скачка продолжалась по виноградникам, лесам и полям, наводя ужас на крестьянина в сельской хижине и лесника в своем домишке. Те, кто видел пронесшегося мимо черного всадника на бешеном коне с привязанной поперек седла белой фигурой, испускающей душераздирающие крики, думали, что им повстречался окаянный охотник, ведущий свою адскую охоту во тьме ночи.

Пьер Жиак проскакал со своей жертвой пятнадцать лье и только почувствовав, как дрожат под ним бока усталого коня, наконец остановился. Перед ним на крупе измученного животного лежал закоченевший труп, весь перепачканный кровью, с судорожно сморщившимся лицом, на котором застыла гримаса ужасной агонии.

Он отвязал мертвое тело, и оно соскользнуло наземь. Длинные волосы несчастной, слипшиеся от пота, окунулись в лужице, где дробилась, отражаясь, луна. Жиак, даже не удостоив взглядом ту, что долго была спутницей его жизни и сообщницей, взял притороченную к седлу лопату, предусмотрительно им захваченную, и принялся копать могилу прямо там, где сошел с коня, посреди леса. Затем бросил в яму тело Жанны, забросал землей и навалил сверху несколько больших камней. Потом вскочив на измученного коня, не оглянувшись, пустил его неспешной рысью. Как он и пообещал себе, теперь он был свободен.

Несколькими неделями позже он женился на прекрасной графине де Тонер, сыграв пышную свадьбу. Король собственной персоной почтил торжественную церемонию.

С тех пор, казалось, все удается Пьеру де Жиак. День ото дня росло пагубное влияние, которое он оказывал на слабого и непостоянного Карла VII. Вскоре он уже в качестве признанного фаворита стал править, как настоящий деспот, при дворе в Бурже, запуганном и безгласном. 3 августа 1426 года он был назначен Первым камергером, что дало ему безграничную власть. Перед его спесивой наглостью дрожали самые высокородные вельможи, гнули перед ним спину, осыпая пышными дарами, чтобы не навлечь на себя недовольство фаворита. Разве не ему взбрело в голову составить отряд из полутора сотен головорезов, настоящих бандитов, чтобы, якобы, охранять монарха? В действительности же эта шайка была на службе нашего сеньора-разбойника, который изо всего умел извлечь выгоду. Король, слишком довольный унижением, коему подвергались могущественные феодалы, от спеси которых он немало претерпел, с улыбкой смотрел на проделки своего фаворита… и молчал. Между тем вернулся ни с чем из Бургундии Жорж де ля Тремуй, куда он был отправлен с посольской миссией. Ему хватило одного-двух взглядов по сторонам и нескольких услышанных слов, чтобы понять, как обстояли дела: женщина, которую он любил, вышла замуж за Жиака и тот царил при дворе как настоящий тиран, без малейших колебаний устраняя неугодных ему людей. Ля Тремуй понял, что вместе им будет тесно. Он во многом был похож на Жиака: та же неистовая жажда могущества, тот же вкус к богатству, то же полное отсутствие каких бы то ни было угрызений совести. Но у этого знатного сеньора, которому судьба уготовила столь пагубную роль,^[9] все эти черты смягчались сообразительностью и политической гибкостью, коих был лишен Жиак.

После краткой стычки с могущественным фаворитом, Ля Тремуй не стал настаивать на своем. Он удалился в тень, чтобы хорошенько подготовиться к осуществлению своих замыслов.

В эти тяжкие годы безвременья во Франции все же сыскался ангел-хранитель, который терпеливо и неустанно трудился, разрушая пагубные сооружения Изабо, защищая слабого короля, если надо, то и против его воли, чтобы сплотить распавшуюся на клочки страну вокруг своего монарха. Этим ангелом, который позже расчистит дорогу Жанне д'Арк, первым поверившим в то, что ей суждено сыграть решающую роль, была женщина, собственная теща Карла VII, та, что годами выручала его от убийственных мероприятий Изабо, была ему настоящей матерью, дала ему надлежащее воспитание и образование и возвела на трон. Эта женщина – Иоланда Арагонская, герцогиня Анжуйская, графиня Прованская, королева Сицилии, одна из величайших женщин всех времен с душой государственного деятеля и сердцем рыцаря, та, которую называли королевой четырех королевств.^[10]

  24