очень нудно 
147 
Утром она долго и тщательно приводила себя в порядок, оделась в простое платье из тонкого серого сукна, отделанное черным бархатом с белой батистовой манишкой на ленточке вокруг шеи, короткие прочные сапожки и кожаные перчатки, а потом завернулась в традиционную накидку с капюшоном. Перед тем как сесть в экипаж, уже подготовленный к поездке Жильдасом, она спустилась вниз позавтракать. В глубокие карманы платья она положила пистолеты, а кинжал — она часто видела, как это делал Батц, — был засунут за голенище сапога. В этом облачении она расцеловала не скрывавших слез Матюрину и Бину, но Лали не увидела и страшно огорчилась. Она знала, что подруга не выносит прощаний, но в этот день Лауре хотелось обнять и ее.
— Она ушла рано утром, — объяснила ее отсутствие Матюрина.
— Наверное, на это у нее были причины, — подумала вслух Лаура.
Ей казалось, что она догадывается об этих причинах: Лали, должно быть, молилась или пошла к мессе в какую-нибудь часовню, но объяснение этому странному отсутствию пришло в тот момент, когда ее на выезде из ворот Святого Венсана, перед самым поворотом на перешеек Сийон, остановила какая-то крестьянка, стоявшая прямо посреди дороги.
— Возьмите меня, дамочка! Нам ведь по пути…
— Лали! — удивилась Лаура. — Но что вы тут делаете?
— Сами же видите: вас поджидаю.
С легкостью, делающей честь ее старым суставам, она запрыгнула в экипаж, уселась рядом с подругой и вздохнула:
— Вот так-то лучше! Сегодня ветрено и погода холодная…
— Лали! — с упреком сказала Лаура, радуясь, несмотря ни на что, такому проявлению дружбы. — Вам же известно, что я должна ехать одна.
— Так я в Гильдо и не поеду. Вы знаете, пока вас тут не было, я поездила по округе и как свои пять пальцев знаю здешние места. Вы оставите меня на берегу, в местечке Трегон. Оттуда я пойду пешком и постараюсь никому не попадаться на глаза. Да и кто обратит внимание на старую крестьянку? Ну же, вперед! Не будем же мы торчать тут целый день!
И, поскольку Лаура все не решалась двинуться с места, ласково добавила:
— Вы меня не переубедите. Надо было самой догадаться, что я не позволю вам одной бросаться в эту западню, — попеняла она ей, заворачиваясь в шаль, и, пристроив между ног свою корзинку, откинулась на спинку сиденья.
Лаура цокнула языком, понукая кобылу.
— Что будет с компанией, если мы обе пропадем?
— Так ведь останется Жуан, а он почти все знает. И если даже такой ценой, но удастся спасти Элизабет, значит, жизнь свою мы обе прожили не зря. Да ведь мы еще и не умерли! Я тоже не натощак! — добавила она и, порывшись в корзинке, показала ей блеснувшие под россыпью яблок рукоятки двух пистолетов. — Надеюсь, у вас тоже такие есть?
— В карманах юбки…
— Тогда все в порядке.
Было пасмурно, но не холодно. Скоро наступит весна. За городом уже чувствовались весенние запахи: пахло набухавшими почками и молодым соком растений. За переправой конь побежал веселее. Лаура подумала, что в других обстоятельствах это было бы приятное путешествие, но мысли об Элизабет не выходили из ее головы. Бог знает, что мог сделать с ней такой мерзавец, как Понталек! Что ему до того, что ей всего три года! Ангелочек, наверное, замерз, хочет есть: сама мысль об этом была непереносима. Чтобы больше не думать, она обратилась к Лали:
— Зачем вы пошли в обход, чтобы встретить меня на дороге? Ведь вы вполне могли бы уехать со мной из дома.
— Если за домом следили, то увидели бы, что вы уехали не одна.
— Вы правы.
Пальцы Лауры нашли и крепко сжали руку старой подруги.
— Хорошо, что вы со мной, — растроганно сказала она. — Потому что перед вами мне нечего скрывать: я просто умираю от страха. Тот, у кого моя девочка, не человек…
— Ваш страх вполне понятен, друг мой. Хватит ли у вас сил пойти до конца?
— Да, конечно. Меня поддержит любовь к моей дочери. И еще ненависть к этому дьяволу.
— Не давайте ненависти ослепить себя. Бог скорее поможет любви…
— Постараюсь помнить об этом.
На дороге к Трегону, на самой развилке, они разделились. Лали спрыгнула на землю, не забыв взять корзинку, и, взмахнув рукой, зашагала вперед, а кабриолет не спеша поехал дальше. Лаура не хотела приезжать слишком рано, к тому же было нежелательно чересчур увеличивать расстояние между ней и подругой. Уже темнело, когда она вошла наконец в знакомый трактир. Хозяин Тангу молча подошел и стал распрягать лошадь, чтобы отвести ее в конюшню. Он даже не ответил на приветствие путешественницы. Казалось, сейчас он выглядит еще уродливее и мрачнее, чем при их первой встрече: больше чем когда-либо он походил на большую обезьяну с длинными лапами, достающими почти до земли.
147 
