48 
— Воздушный шар!
— Эй. — Джим остановился. — Видать, тебе приснился тот же сон! Но… разве воздушные шары умирают?
Вилл промолчал.
— И развеим устраивают похороны?
— Джим, я…
— Этот чертов шар лежал, точно гиппопотам, из которого выпустили весь воздух…
— Джим, этой ночью…
— Развевались черные флаги, барабанщики били палочками из черного дерева в барабаны, обернутые черным бархатом, — представляешь! А тут еще утром, как встал, пришлось рассказывать маме — не все, но хватило, чтобы она заплакала и закричала, потом еще поплакала, сам знаешь, женщины любят сырость разводить… И она обозвала меня уголовником, но ведь мы ничего дурного не сделали, верно, Вилл?
— Кто-то хотел прокатиться на карусели.
Джим зашагал дальше под дождем.
— Кажется, больше не захочу.
— Кажется? После всего, что было? Господи, да ты послушай! Ведьма, Джим, воздушный шар! Ночью, я совершенно один…
Но он не успел ничего рассказать.
Не успел рассказать, как он вспорол оболочку шара, так что тот унесся прочь и опустился вместе со слепой женщиной на пустырь, чтобы окончательно там испустить дух.
Не успел, потому что, идя под холодным дождем, они вдруг услышали горестный звук.
В эту минуту они проходили мимо незастроенного участка, в глубине которого высился огромный дуб. Звук доносился из-под влажной сени этого дуба.
— Джим, — сказал Вилл, — кто-то… плачет.
— Нет, — сказал Джим, продолжая шагать.
— Там какая-то маленькая девочка.
— Нет. — Джим не желал смотреть. — С какой стати маленькой девочке сидеть под деревом в такой дождь? Пошли.
— Джим! Ты ее слышишь!
— Нет! Не слышу, не слышу!
Но плач звучал все сильнее над жухлой травой, он летел горестной птицей сквозь дождь, и Джиму пришлось обернуться, потому что Вилл уже шагал по булыжникам к дереву.
— Джим… этот голос… я его узнаю!
— Вилл, не ходи туда!
И Джим не тронулся с места, но Вилл продолжал идти, спотыкаясь, пока не очутился в тени роняющего капли дуба, в осенних листьях которого запутывалось падающее небо, чтобы в конце концов просочиться блестящими струйками по веткам и по стволу, и здесь, пряча лицо в ладонях, сидела, съежившись, маленькая девочка, рыдая так, словно город исчез, а его жители вместе с нею затерялись в страшном лесу.
Тут и Джим наконец приблизился, остановился на краю тени и сказал:
— Кто это?
— Не знаю. — Но глаза Вилла начали наполняться слезами, как если бы в глубине души он уже догадался.
— Постой, это не Дженни Холдридж?..
— Нет.
— Джейн Фрэнклин?
— Нет. — Как будто в рот ему прыснули новокаином, язык еле шевелился между онемевшими губами. — …Нет…
Девочка продолжала плакать, чувствуя, что они рядом, но еще не поднимая взгляд.
—…я… я… помогите мне… никто не хочет помочь… мне так плохо…
Собравшись с силами и малость успокоившись, она подняла лицо с заплывшими от слез глазами. Сперва она испугалась, потом удивленно воскликнула:
— Джим! Вилл! Господи, это вы!
Девочка схватила Джима за руку. Он стал вырываться, крича:
— Нет! Я не знаю тебя, отпусти!
— Вилл, помоги мне, Джим, о, не уходите, не бросайте меня! — прерывисто выдыхала она, заливаясь слезами.
— Нет, нет, пусти! — Джим снова дернул руку, вырвался, упал, вскочил на ноги, замахнулся на девочку кулаком — и тут же опустил его, дрожа. — О Вилл, Вилл, пойдем лучше отсюда, ты уж прости, господи боже мой.
Девочка под сенью дерева, отпрянув назад, уставилась расширенными глазами на стоящих в сырой мгле мальчиков, жалобно застонала, обхватила свои плечи и стала качаться взад-вперед, успокаивая сама себя, словно малое дитя, баюкая собственные локти, — еще немного, и запоет, и будет петь, навеки одна под темным деревом, и никто не сможет ни остановить ее, ни присоединиться к ее пению.
— …кто-то должен помочь мне… кто-то должен помочь ей, — причитала она, как над покойником, — …кто-то должен помочь ей… никто не хочет… никто не помог… помогите хоть ей, если не мне… ужасно… ужасно…
— Она знает нас! — безнадежно произнес Вилл, наклонясь к девочке и оборотясь к Джиму. — Я не могу оставить ее здесь!
— Ложь! — выпалил Джим. — Вранье! Она не знает нас! Я впервые вижу ее!
48 
