69 
Я заходил по комнате, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Ни звука: ни шагов, ни голоса, ни шепотка. Неужто, Тауншенд, стены дворцов делают толстыми, чтобы одни августейшие обитатели не слышали, чем заняты другие? Я так и не знал, от кого получу искомый документ: от какого-нибудь министра или от самого короля. Какая мука для придворного честолюбца вроде меня — гадать, переходя от надежд к сомнениям!
Наконец послышался звук растворяемой двойной двери. Кто-то вошел.
— Пожалуйста, следуйте за мной, сэр Уильям, — произнес тонкий голосок, и я увидел перед собой пажа — изящного мальчика с волосами, расчесанными на прямой пробор, как у девушки.
Дверь вела в коридор, устланный ковром. По всей его длине горели светильники. Я шел за мальчишкой, присланным меня проводить, и вскоре увидел еще одни двустворчатые двери: свет ламп отражался в полированном дереве так ярко, что мне сперва почудилось, будто передо мной огромное зеркало.
— Вы ведете меня к его светлости? — спросил я, останавливая пажа, когда тот уже взялся за ручку.
— Не знаю, — промолвил он. — Мне велели привести вас сюда.
— Кто велел?
— Лорд Хартфорд.
— Лорд Хартфорд! — воскликнул я в понятном изумлении. Менее всего я ожидал, что у этого человека есть власть распоряжаться в Заморнском дворце. Я ненавижу его, Тауншенд.
Прежде, нежели я успел высказать свое недоумение, дверь отворилась, и меня залил поток света. Когда я вновь обрел способность видеть, то понял, что нахожусь в просторном помещении, дверь которого за мною немедленно затворили. Огромные восковые свечи горели на столе, на каминной полке, в каждой нише. Такая иллюминация вполне подошла бы королевскому празднеству. Я огляделся, ожидая увидеть блеск бриллиантов и колыхание султанов. Ничего подобного.
За центральным столом сидели четверо, устремив друг на друга тяжелый, напряженный взгляд. Больше в комнате никого не было, только на коврике у камина дремала огромная собака. В одном из четверых — он сидел, закинув ногу на ногу и заложив одну руку за голову, — я узнал лорда Арундела. Другой склонился над столом и, пересиливая нервическую дрожь в руках, пытался завести золотые часы с репетиром — это был, вне всяких сомнений, Уорнер Говард Уорнер, эсквайр. Третий, обернувшийся к боковой стойке, чтобы налить бокал красного вина, и тут же выпивший его в торжественном молчании, как на похоронах, обладал характерной наружностью А. Ф. Энары. Но кто же четвертый — сухопарый господин, который, поставив оба локтя на стол и зажав в ладонях хищное лицо, переводил разгневанный взгляд с одного коллеги на другого, хмуря лоб и кривя губы в яростной усмешке? Это, Тауншенд, был лорд Хартфорд.
Я высматривал еще одно лицо, но тщетно. Герцога Заморны здесь не было.
Когда я подошел к столу, трое государственных мужей пожали мне руку; Хартфорд не шелохнулся. Я сел. Некоторое время все молчали. Было очевидно, что перед моим приходом произошло нечто необычное, — оглядевшись, я заметил следы недавнего пребывания герцога. Во главе стола стояло его кресло, а на развернутой карте лежал серебряный пенал.
— Он вернется? — шепотом спросил я лорда Арундела.
Тот собрался ответить, но не успел: лорд Хартфорд заговорил.
— Черт побери, — начал он. — Черт побери, вы все наблюдали его сегодняшний произвол. Вы все видели, как меня оскорбляли и унижали, и ни одному из вас не хватило мужества взять мою сторону — ни одному.
— Милорд, ваше поведение беспрецедентно, — сказал мистер Уорнер. — Ни одно министерство не может без ущерба для своей чести предпринять шаг, к которому вы склоняли герцога. Я дал слово. По-вашему, сэр, я должен от него отступиться? А если его величество отверг ваше предложение в резкой форме, так чего еще вы могли ожидать?
— Это гнусная несправедливость! — отвечал Хартфорд. — Я, представитель одного из древнейших семейств Ангрии, связавший все свои интересы с этой страной еще до рождения Заморны, прошу доверить мне важную миссию за границей и получаю оскорбительный отказ, в то время как гусарского офицера, безродного выскочку, назначают на это место через мою голову. Клянусь всем святым, что есть на небе и на земле, он у меня пожалеет о своем последнем выпаде! Я скажу такое, что затронет каждый нерв этого чертова гордеца!
69 
