По знаку Р'Анквара, старый слуга торжественно на вытянутых руках вынес… то, что и следовало ожидать. Пятый подвиг был засчитан.
И снова коекто удивлялся, что это за подвиг такой – даже оружия не обнажили!
– Вам бы только мечами махать! – гордо возразил Орвуд. – А ум, между прочим, тоже дорогого стоит!..
– А может, напрасно ты разорвал их договор? Может, пусть бы все шло как и прежде? – спрашивал Эдуард гнома на следующий день, когда они были уже в пути. – Теперь оборотни оставят их в покое, но и прежнего благополучия больше не будет. Войны и беды перестанут обходить графство стороной.
– Никакое благоденствие не должно строиться на крови! – ответил за Орвуда Аолен. – Страшную цепь следовало разорвать, чтобы она никогда больше не угрожала Староземью.
– Трудно сказать, – задумчиво покачал головой Хельги. – Возможно, мы перестарались. Ведь без нас эта цепь не была бы сегодня разорвана…
– Поживем – увидим! – подвела итог любительница народной мудрости.
К середине дня путники, теперь уже не пешие, а конные – это был дар благодарного графа, покинули пределы графства Анквар, о чем свидетельствовала надпись, выбитая на придорожном валуне.
– Очень цивилизованно! – похвалил демонубийца. – Все бы так делали!
Прямо тут, возле цивилизованной надписи, решено было остановиться пообедать.
Погода стояла отвратительная – похоже, опять надвигалась буря. Энка хотела сварить суп – не получилось. Ветер то гасил костер полностью, то раздувал так, что от пламени занималась перекладина, на которой висел котелок. Пришлось обойтись сухим пайком, о чем никто, кроме самой стряпухи, не жалел, – графские пряники были куда вкуснее варева сильфиды.
Ильза сидела сжавшись в комочек с подветренной стороны валуна, медленно посасывала пряник и грустила. Снова она, бедная, бредет бездомной собачонкой по дорогам чужого времени, в бурю, в непогоду, а впереди ждут лишь новые опасности и холодная зима…
– Эх, вот бы сейчас вернуться назад, в свое время! – размечталась она. – Куданибудь в тепло, поближе к морю… – Ей вдруг мучительно захотелось искупаться. Плескалась бы сейчас в теплых волнах – и солнце бы грело и припекало, и ветерок ласково шелестел бы листвой, а не выл, как пес над покойником… – Правда, Хельги?
– Угу, – машинально кивнул тот, думая о своем.
Голос, громкий, ликующий, знакомый до омерзения, вдруг зазвучал ниоткуда:
– Повелитель! Я нашел тебя! Царь Народов нашел тебя в минувшем и готов продолжить служение свое! Повелитель возжелал…
– Не желал я!!! – в полном отчаянии завопил Хельги.
Но было поздно.
Они ввосьмером стояли на пологом морском берегу, у ног плескались теплые волны прибоя, солнце грело и припекало. И за то, что они больше не в Средневековье, Энка готова было поручиться головой. Ведь строительство Риморского маяка у югозападного побережья Аполидия – именно это величественное и запоминающееся сооружение высилось неподалеку – было начато на ее памяти, еще в те годы, когда она ходила стрелком правого борта на эттелийском военном фрегате, а закончено совсем недавно.
Ильза обхватила голову руками и горестно взвыла:
– Ой, что же я наделала!!!
– Кирдык! – сказал Рагнар обреченно. На аттаханском наречии это означало «конец».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Мальчики устали – он видел это. Чужое время высасывало силы как вампир – кровь. Оно хотело избавиться от незваных пришельцев. Каждый должен жить тогда, когда был рожден, – таков закон природы. Но законы магии сильнее. Магия поворачивает вспять реки, перемещает в пространстве целые города, превращает огонь в воду и воду в огонь, оживляет мертвых и умерщвляет живых. Магия правит миром.
Мэтр Лапидариус не ощущал усталости, напротив, ему казалось, будто он помолодел на полвека. Грааль был в его руках, маг черпал из священной чаши то, что пока не умели брать его юные спутники. Временами, когда он видел, как тяжело ковыляют они, едва волоча ноги в глинистом месиве, которое в эту забытую богами эпоху именуется дорогой, как надрывно кашляют и стонут во сне, как дрожат на холодном ветру, кутаясь в промокшие плащи, – его охватывала такая жалость, что желание поделиться частью той силы, которой одарил его Священный источник, становилось почти нестерпимым. Но он останавливал сам себя, сдерживал легкомысленный порыв. Силу нельзя растрачивать. Во имя счастья всех живущих должно собирать ее, копить и множить – так он решил.