Под стать праздничному настроению была и погода. Дожди, лившие все последние дни, прекратились, тучи ушли. Яркое, чисто умытое солнце, отражаясь в бесчисленных лужах, лужицах и сточных канавах, сверкало, нещадно слепило глаза. Воздух был поособому свежим. Деревья стояли в нежнозелёной дымке – поздновато, но всё же добралась и до этих мест настоящая весна. Приветствуя её, долгожданную, на гнёздах радостно и бестолково орали птицы. Гадили на головы прохожих, но те, вместо обычной брани, лишь улыбались: «Умран милости послал!»
Максу думалось: всё это уже было, было много раз! Добавить сюда красных флагов и воздушных шариков – получится настоящий Первомай. А если вербы с куличами – тогда Пасха. Кому что нравится. Настроение было приподнятым. Сказывалась обстановка и привычка – раз первое мая, значит праздник. «Солидарности трудящихся», «Величания» ли – неважно! Главное, общий настрой, это с детства знакомое ощущение наивной радости от того, что солнце светит, и всем вокруг весело, и жить хорошо, и жизнь хороша. Вот только шёл он с этим светлым настроением не демонстрировать единство мирового пролетариата, и не поклоняться добрым богам. Он шёл УБИВАТЬ. Или быть убитым. Как уж повезёт.
Путь до храма был неблизким – через весь город. Каждый из паломников, не по тем или иным соображениям не оставшийся в лагере, всё равно стремился поселиться как можно ближе к «источнику благодати». И тем, кто приходил позднее, доставались всё более отдалённые районы.
Всю дорогу Энка немилосердно шпыняла Хельги. «Оставь свою бороду в покое! Что ты её всё время теребишь, как придурочный? Со стороны можно подумать, у тебя блохи!» Хельги смущённо отдёргивал руки от своего рыжего украшения. Но спустя несколько минут забывался и снова начинал перебирать пряди, скручивать в жгутики, накручивать на палец – с непривычки. Кроме того, ему было нестерпимо жарко в чёрной вязаной шапочке, поэтому общего радужного настроения он не разделял.
Никакого специального плана убийства у друзей не было. Решили действовать по обстоятельствам. Самым удачным было бы пустить стрелу. Но разве стража пропустит с оружием?
– Пропустит! – уверенно обещал демонубийца. – С луком или там с мечом, конечно, остановят. А с моей маленькой кочергой из иного мира – нет! Не поймут, что это оружие.
– Ты о чём? – удивился Макс. – Какая кочерга?
– А вот! – Хельги полез в свой мешок. – Я тебе показывал, ты забыл?
На ладони его лежал чёрный офицерский «Вальтер» времён Второй Мировой. «Партайгеноссе Раттмайеру от сослуживцев».
– Это называется «пистолет», – сказал Макс наставительно.
– Пистолет, – повторил Хельги. – Смешное слово. Мне не нравится. Я стану звать его кочергой, уж не обессудь.
Макс не возражал. Пусть будет кочерга, лишь бы стреляла.
Праздник Величания Павел Степанович назначил на первое мая не случайно. Это был день его рождения. А название придумал просто так, из головы. Оно ничего не значило. Звучит пышно, народу нравится – ну и хорошо.
Себя, родного, Павел Степанович всегда очень любил. И день своего рождения тоже – он ведь не баба, чтобы кокетничать: «Ах, годы уходят! Ах, для меня это не праздник, не поздравляйте!» И отмечал он этот день с удовольствием, на широкую ногу. Всегда. И в прежние времена – с шашлычком и водочкой, и, тем паче, в нынешние – с народными гуляниями и торжественными молебнами.
На этот раз всё было иначе – никакой радости! Не до торжества ему было – он сходил с ума! В буквальном смысле слова! Вот уж два месяца как! Голоса – первый признак сумасшествия. Он слышал голоса! Вернее, голос. Один. Знакомый, странный, нечеловеческий – таким разговаривал умирающий прорицатель. «Идут, идут! Они идут за тобой! Они близко. Они рядом! Беги, беги, спасайся!» И ещё: «Убей их! Убей, убей, убей!» Он гнал его от себя, затыкал уши – но голос звучал внутри головы, и не было от него избавления. Моментами он стихал, особенно днём, на публике. Но потом звучал с новой силой. Всеволод пытался сбежать – уехал в Дрейд, подальше од собственных «владений». Но голос и там его нашёл, заставил вернуться. А последние дни он сделался особенно настойчив. К нему присоединились видения. То во снах, то наяву приходили образы – разные твари, люди и нелюди, парни и девки, с бородами и без. На них были белые рясы – не по праву. Они хотели одного – убивать! Они приближались…