К примеру, както поутру наша Ильза открыла глаза и обнаружила, что прямо поперек нее развалился совершенно незнакомый кот темносерой масти, очень крупный и тяжелый. Откинул лапы в одну сторону, хвост – в другую, дрыхнет без задних ног и вставать не собирается. Приятно ему, видите ли, на теплом! Ильза пошевелилась, так он на нее зашипел, типа лежи и не дергайся, не беспокой почтенное животное. Но она изпод кота всетаки выползла, встала, и он ушел очень недовольный. Даже от мяса отказался, хоть я долго уговаривал. Ильзе, похоже, было стыдно. У меня сложилось впечатление, что если бы она не побоялась наших насмешек, то побежала бы следом, извиняться. Очень уж осмысленным, разумным был у кота взгляд. Может, они здесь какиенибудь измененные и с ними надо обращаться вежливее, чем с обычными? Не забыть при случае проверить в астрале…
Чем ближе подходил Орвуд к родным местам, тем больше знакомых встречалось ему на пути, и тем сильнее ему казалось, что, здороваясь, они както странно на него поглядывают. Вроде бы как с сочувствием! С чего бы это? Уж не случилось ли дома какой беды?! Все ли живыздоровы?!
Тревога Орвуда нарастала. Час, другой, третий он терпел, старался держаться в рамках принятых в ДаанАзаре приличий, а потом не выдержал, уцепил за пояс очередного знакомого, молодого Хагвуда Тунолда, притянул к себе и потребовал яростно:
– А ну, говори! Признавайся, чего вы все на меня таращитесь, будто я привидение или у меня борода выпала?!
Собеседник замялся, потупился:
– Нет, мы ничего… А ты того… не знаешь еще?
– Чегоя должен знать?!! – заорал ему прямо в ухо почтенный Канторлонг. – Что там без меня стряслось?! Какая беда?!! Не томи, или я с ума сойду!
– Да нет, ничего страшного… – Гном все не решался сказать прямо. – Наоборот… Хотя это как посмотреть… Короче, родители твои из горы вернулись! Вот! – выпалил он наконец.
Хорошо, что верный друг рыцарь был рядом. Хорошо, что он успел уцепить бедного Орвуда за шиворот. Потому что тот вдруг побледнел, пошатнулся и едва не упал.
– Вернулся… Кто?!!
– Родители твои. Отец и мать, оба сразу. Из горы, – раздельно, как глухому, втолковывал Харвуд, – так что извини… – Он неловко засуетился, заспешил прочь.
– Ооо! – стонал гном, схватившись за голову. – Ооо, Силы Стихий! Ооо! – Похоже, ни на что более связное он в ту минуту был не способен.
Родные и близкие встревожились не на шутку – никогда прежде они не видели приятеля таким потрясенным и растерянным. Куда девались его обычная самоуверенность, свойственный гномам апломб? На него было просто жалко смотреть!
– Объясни толком, наконец! – потребовал Хельги. – Что там за история с родителями? Нас это тоже, между прочим, касается! Брат ты нам или кто?!
– Ужасная история! Ужасная! И главное, как не вовремя, демон побери!.. О! Кабак! Очень кстати! Идемте, мне надо выпить! Сядем, и расскажу!
И рассказал.
Неясно, почему они не узнали этого прежде, из каких соображений Орвуд скрытничал, но судьба его, оказывается, была отчасти схожа с судьбой Ильзы.
В возрасте двенадцати лет он остался без родителей. Не осиротел, а именно остался без. Отец с матерью ушли на работу, в забой, и не вернулись. Пропали без вести. Такое порой случается в горах ДаарнОл. Есть, как известно, под землей места, где время течет иначе. Быстрее, медленнее, где как. Отчего так происходит – одним богам ведомо. Опасные это места. Разбросанные в толще породы без всякого порядка – то глубоко, то у самой поверхности, – они ничем себя не проявляют, и не догадаешься, что угодил в такое, покуда из него не выберешься. Для тебя одна смена идет – а снаружи годы пролетают…
Вот почему пропавших своих соплеменников гномы из жизни не вычеркивают, пока тело не найдут (обвалы и прочие несчастные случаи в горе тоже не редкость), или срок давности – триста лет – не истечет. Бывало, что и позднее возвращались, но это уж совсем редкость. Имущество поступает на государственное хранение и не наследуется до третьего колена. Оплакивать пропавших не принято – грех, если заживо! Родичи горюют тайно, не демонстрируя своих чувств.
И этот обычай в свое время пришелся Орвуду очень на руку. Потому что он, стыдно признаться, не горевал! По родномуто отцу с матерью!
О пропавших, как о мертвых, либо хорошо, либо ничего. Вот он и помалкивал, не любил распространяться о делах семейных. Но теперь, когда все изменилось, старые родичи вернулись, он мог с чистой совестью признаться новой родне: если бы власти ДаанАзара надумали провести состязание на звание самого вредного и скандального гнома в королевстве, для Кемры и Долвуда Канторлонгов просто не нашлось бы достойного соперника.