очень нудно 
133 
– Я останусь здесь с господином Кречетом, – высокомерно заявил он ошеломленной женщине. – Я останусь здесь, пока Великий Дух решит, будет ли жизнь или смерть. Если это смерть, то она пройдет и через тело Понго.
Затем, подогнув ноги, с прямым, словно ружейный ствол, торсом, скрестив на груди руки, он начал это нескончаемое ожидание, прерываемое лишь на очень непродолжительное время.
Присутствие ирокеза произвело сильное впечатление на всех слуг дома, из-за этого вокруг комнаты больного царило нечто вроде священного страха. Аглая же скоро привыкла к этой неподвижной статуе, словно отлитой из бронзы, похожей на охранного божка, отпугивающего приближающуюся смерть. Они проводили один подле другого долгие часы, не произнося ни единого слова, поскольку Понго умел делать тишину многократно красноречивее длинных речей, и молодая женщина чувствовала исходящую от него силу.
А Винклерид совсем исчез с самого первого дня, ограничившись лишь тем, что сообщил госпоже де Гунольштейн, что будет отсутствовать в течение нескольких дней. Больше его не видели.
Однажды ночью, когда Жиль сопротивлялся наплывавшему на него ужасающему сну и с такой силой метался в постели, что даже Понго не в состоянии был его удержать, как-то внезапно осаждающие его пылающее сознание демоны исчезли. Их огромные темные гримасничающие глаза вдруг остановились, сверкающий взгляд, проникая прямо в душу, принес ему глубокое облегчение. Как будто его разум освободился от невыносимой тяжести страдающей плоти, его душа воспарила над ней.
В этот момент Жиль увидел себя распростертым на скомканных простынях в незнакомой комнате. Он увидел красивую женщину с темными волосами, лицо которой было ему знакомо. Он увидел стоявшего посреди комнаты бесстрастного Понго со скрещенными на груди руками. Он увидел также Винклерида, покрытого с ног до головы грязью, измученного. И наконец, он увидел Жюдит, рыдавшую стоя на коленях у его кровати, на которой лежал его двойник из плоти и крови с откинутой назад головой, точно так, как он видел своего отца в ту ночь, когда он умер.
Был здесь и еще один человек, и именно он и был центром всей картины. Человек среднего роста, крепкого сложения, с красивыми руками, унизанными перстнями. Эти руки свершали перед глазами умирающего странные жесты, мягкие, но полные удивительной силы, порождающие вспышки молний из камней в перстнях. Одновременно он нашептывал какие-то странные слова на незнакомом языке. Этим человеком был Калиостро.
Жиль узнал его с чувством удивления, но без гнева, словно его присутствие у постели больного было делом вполне естественным. С тех высот, на которых парила его душа, всякие земные обиды полностью теряли весь свой смысл. Он лишь мог чувствовать душой, что намерения врача были добрыми.
Когда он закончил проделывать руками свои странные жесты, он вынул из кармана маленький темный флакончик из стекла и вылил в приоткрытый рот больному несколько капель жидкости, жестом позвал к себе Понго и отдал ему флакон.
А потом больше ничего не было. Блуждающий дух шевалье вновь вернулся в его истощенную оболочку и, умиротворенный, угас, утонул в глубоком, как океан, сне, в сне без всяких сновидений. А смерть, уже затаившаяся неподалеку, улетела в черную бездну ночи.
Благотворный сон продолжался долго. Когда Жиль в первый раз разумно взглянул на все, что его окружало, то испытываемая боль уже была лишь легким затруднением в дыхании, а жар выражался лишь в глубокой испарине.
Его взгляд различил большую светлую комнату, обтянутую голубой тканью, усыпанной цветами, среди которых веселились пастушки и украшенные лентами барашки, камин из белого мрамора, в котором пылало сосновое бревно, белую лакированную мебель. И среди всего этого женственного убранства он различил Понго, сидящего с поджатыми ногами на большом ковре с вышитыми на нем белыми и красными букетами. Он был настолько неподвижен, что был неотличим от статуи, если бы не глаза, пылающие словно две свечи на его осунувшемся лице.
– Понго! – позвал Жиль.
Но бывший колдун онондага не заставил себя ждать. Он мигом вскочил.
– Хозяин! – прошептал он нерешительно. В его голосе перемешались неверие и радость. – Хозяин! Ты жив? Ты видишь? Ты слышишь?
В первый раз за свою совместную с ним жизнь Жиль увидел катящуюся по впалой щеке бесстрастного индейца слезу.
– Я думаю, да, – ответил он, пытаясь улыбнуться. Улыбка получилась не совсем совершенной. – Но скажи мне, где мы?
133 
