очень нудно 
123 
— Я не вправе упрекать вас в желании отомстить, ведь я сам долго ждал того же, — произнес он с неожиданной мягкостью. — Но когда вы покончите с Нервилем, когда последний камень ляжет в основание дамбы, как вы распорядитесь своей жизнью, Агнес?
Вздрогнув, она резко отступила.
— Я не разрешаю вам называть меня так!
— Ну и что: никогда я вас не называл иначе во время бессонных ночей, которыми вам обязан. Уже давно я признался вам в любви, только слишком неловко сказал об этом… наверное, потому, что мне это непривычно.
— Сколько вам лет, господин Тремэн?
— Тридцать шесть! Почему вы спросили?
— Вы думаете, я поверю, что за все эти годы ни разу не сказали женщине, что любите ее?
— Никогда, как ни странно вам это покажется! Кроме… одного раза!
— Его достаточно, чтобы нельзя было сказать «никогда».
— Вы считаете? Мне было семь лет, а моей возлюбленной — четыре…
Ему показалось, что она улыбнулась.
— Вы, вероятно, до сих пор ее любите?
— Всю жизнь любят то, что связано с воспоминаниями детства, особенно если они прекрасны, но та нежная девочка принадлежит навсегда ушедшему времени.
— Как ее звали?
— Мари… я прозвал ее Милашкой-Мари.
— Очаровательно. Однако говорят, что мужчины всегда остаются верны определенному типу женщин, а во мне мало нежности.
— Но и она тоже не была по-настоящему нежной, лишь внешне: волосы, личико, улыбка. Образ радости и жизненной силы, но она, видимо, сильно изменилась, — заключил он беспечным тоном, прогоняя воспоминания.
Агнес молчала, не зная, что сказать, и тогда он сам восстановил нить разговора:
— Вы не ответили на мой вопрос. Что вы будете делать, когда здесь ничего не останется? Вы же не собираетесь жить в доме Периго?
— Почему бы и нет? Я прожила там полгода, и моего присутствия, как я и хотела, никто не заметил…
— Это невозможно! Вы приговорили замок за совершенные в нем преступления, но как же вы можете жить в стенах, видевших столько страданий?
— Кто знает, может быть, это хороший способ их искупить…
Внезапно Гийома охватил гнев: он не мог допустить, чтобы женщина, с которой и так жестоко обошлась жизнь, принесла себя в жертву богу мести, ведь он сам никогда не желал в него верить. В порыве чувств он кинулся к Агнес и обхватил ее плечи своими крепкими руками.
— Перестаньте бредить! Вам ведь нечего искупать. А ваш предполагаемый отец уже заплатил за свои преступления.
Она вывернулась, пытаясь освободиться, но не смогла.
— Отпустите меня! Слышите? Я вам приказываю меня отпустить!
— Нет. Вы напрасно вырываетесь: я больше никогда вас не отпущу, Агнес! Я преследовал вас лишь затем, чтобы сказать вам об этом…
— Придется. Вы говорили о преступлениях. Кто вам сказал, что у меня нет греха на душе?
— Правда это или нет — мне все равно! Я хочу вас, слышите? Я хочу, чтобы вы стали моей женой и хозяйкой дома На Семи Ветрах. Дом дожидается лишь вас, чтобы начать жить…
Ее надтреснутый смех не выдержал подступивших рыданий.
— Вы хотите, чтобы ваш дом зажил благодаря мне?.. Которая разрушает вот этот? Которая… подожгла Ла-Рокьер?
— Вы?
— При помощи Габриэля, но это я приказала. Я не смогла бы пережить другие ночи, похожие на мою первую брачную ночь!
— Но вы чуть не погибли в огне!
— Я так и надеялась… Помните? Вы сами мне рассказывали о юных индианках, которых бросали на ложе старого раджи, а потом им приходилось сопровождать его в костер? Тогда я вас спросила, так ли вы уверены, что некоторые из них не совершали этого по доброй воле, чтобы огонь навсегда избавил их от воспоминания, от оскверняющих отвратительных ласк. Именно этого я хотела, слышите? Я хотела сгореть вместе с ужасным стариком… Вы и теперь осмелитесь сказать, что хотите на мне жениться?
Гийом отпустил плечи молодой женщины, но лишь затем, чтобы обнять ее: он крепко прижал Агнес к себе и нежно погладил по непокорной голове.
— Больше чем когда-либо, любовь моя, — прошептал он, прижавшись губами к шелковистым волосам, которые пахли вереском и папоротником после дождя.
Агнес плакала, отдавшись наконец нежности, которую уже никогда не надеялась ощутить.
— Вам не в чем себя упрекнуть, разве что в желании умереть в тот момент, когда судьба вас освободила: тот человек был мертв, когда его обнаружили…
— Да… мертв на мне… во мне! Как, вы думаете, я могла жить после подобного ужаса… смотреть в глаза людям… и, быть может, в ваши глаза? О-о, Гийом… я вас так любила и так от этого страдала!..
123 
