очень нудно 
126 
Гийом придержал коня и обернулся к Агнес.
— Вот твой дом, любовь моя! Ты будешь его любить?
— Это у него нужно спросить… Он прекрасен и горд, как принц. Вдруг я ему не понравлюсь?
— Ты ничего не поняла! Тут лишь одна принцесса, только она еще не проснулась. Ты дашь ему жизнь. Как ему не полюбить столь очаровательную мать?.. Через секунду ты войдешь на порог и увидишь, как он тебе улыбнется.
Гийом снял ее с лошади и внес на руках в просторную переднюю, где Клеманс Белек, в накрахмаленных шуршащих юбках, встретила их красивым поклоном и широкой улыбкой. За короткое время, которым она располагала после того, как в дом влетел Потантен, ей при помощи юного Виктора удалось совершить чудеса: предназначенная для супруги комната, оборудование которой было еще далеко не закончено, приняла приветливый вид благодаря наспех приколоченным драпировкам, кое-какой мебели, кровати, устланной самыми красивыми простынями, и охапке цветов — они были повсюду расставлены в вазах и благоухали, подставляя свои головки первым лучам солнца. И, конечно же, благодаря обильному завтраку, (его хватило бы на четверых), который Потантен принес сам после того, как Гийом привел жену в ее будущие владения.
— Много еще предстоит сделать, — сказал он, показывая на голую деревянную обшивку, в которой, как в раме, белели стены, — но я хотел, чтобы вы сами выбрали ткани, аксессуары и колорит…
Вместо ответа Агнес подошла к нему, обвила его шею руками и припала к губам мужа в горячем поцелуе, который тотчас разжег в них страсть. И тогда Гийом вновь поднял ее на руки, чтобы вместе с ней упасть на кровать, но она легонько отстранила его и улыбнулась.
— Комната замечательна, любовь моя… но в ней слишком светло…
Гийом засмеялся и пошел закрывать ставни.
Было уже поздно, когда они, обнявшись, подошли к окну и распахнули ставни, чтобы полюбоваться бездонным небом в ночь на Иоанна Крестителя — единственную ночь когда земля отражает свет звезд. Помимо вспышек маяков, вся местность была размечена световыми вехами — то были огни костров, их зажгли даже в самых скромных деревушках, чтобы танцевать вокруг и прыгать парами через пламя. Некоторые были слишком далеко, и музыка была не слышна, но из Ридовиля и Сен-Васт она доносилась вполне явственно…
Прижимая к груди простыню, которая вместе с длинными черными волосами была ее единственной одеждой, молодая женщина прислонилась спиной к загорелому торсу мужа, и он крепко обхватил ее руками, будто опасаясь, что она выпорхнет и улетит через кружевные перила балкона…
— Как красиво! — прошептала она. — Никогда раньше я не замечала, какое здесь чудное место!
Гийом не ответил. Он скользил губами по ее тонкому уху и нежной атласной шее. Оба были в изнеможении, насытились ласками и поцелуями, но чувствовали, как в них вновь рождалось желание. Агнес повернула голову, и губы их сомкнулись в поцелуе. Гийом сорвал простыню и увлек свою подругу в темноту спальни, едва смягченную золотистым светом ночника…
Забившись в кусты с наступлением ночи, Адель Амель еще глубже впилась ногтями в ладони. Едкие слезы ревности жгли ей глаза, но она была не в силах оторвать их от широко раскрытого окна, за которым она и раньше воображала самые чудесные наслаждения, пока слишком прекрасная пара не выставила ей напоказ свою страсть, с бесстыдством людей, не замечающих никого на свете. Со дня первой встречи с Гийомом, с того момента, как заложили первый камень дома На Семи Ветрах, Адель хотела этого мужчину и этот дом. Теперь она знала, что не отступит ни перед чем, лишь бы получить и то, и другое, что это будет трудно и, возможно, потребует много времени, но ненависть вооружит ее терпением…
А там, южнее, Габриэль с факелом в руке взирал на гору досок, которую его возлюбленная хозяйка уже не придет зажечь теперь, когда она счастлива. Он не ощущал обиды или ненависти, лишь душевную рану, которая наверняка никогда не заживет. Только что Потантен приезжал в коляске, чтобы увезти Пульхерию в дом На Семи Ветрах, но он отказался ехать с ними. В слишком новом доме ему не нашлось бы подходящего места, там не будет прежней задушевности, которая была возможна лишь в обедневшем Нервиле…
Когда Агнес выходила замуж за Уазкура, то просила его поехать с ней. Ей было страшно, она была несчастна, и он оставался ее единственным защитником. Отныне он больше для нее не существовал, ведь был мужчина, который ее любил и мог за нее заступиться. А ему следовало уйти, и поскольку дом каторжника теперь принадлежал ему, он будет жить там. Он не так уж далеко, и она всегда сможет его позвать в трудную минуту: в любой семье такое случается. Он тоже умеет ждать…
126 
