108 
Шон сел за пианино, коснулся пальцами клавиш и заиграл.
Мелодию, которую Шон подарил ей, и услышала Бренна, подходя к калитке, и вздохнула с облегчением оттого, что нашла его. Но тут же к ней вернулись тревога и боль, словно солью посыпали свежую рану.
Бренна надавила на калитку, не смогла открыть, подергала щеколду и отступила в панике.
Слезы застилали ей глаза.
— Шон, ты что, заперся от меня?
Музыка смолкла. В воцарившейся тишине Бренна пыталась справиться со слезами, она не хотела, чтобы Шон увидел ее зареванной. Когда дверь открылась, она крепко сжала кулаки и напряглась.
Шону показалось, что он слышал ее зовущий печальный шепот. Он знал, что она вернулась, а подсказали ему это чувства или магия, не имело значения. Бренна и правда стояла за калиткой. С мокрыми глазами и высоко вздернутым подбородком.
— Ты собираешься зайти?
— Я не могу… — Она всхлипнула. — Я не могу открыть калитку.
Озадаченный, Шон подошел, чтобы помочь, но Бренна покачала головой.
— Нет, не открывай, я останусь с этой стороны. Так даже лучше. Я искала тебя, а потом подумала, что рано или поздно ты же вернешься домой. Я должна была хорошенько подумать, и я… я, наверное, нечасто это делаю. Я…
«Он когда-нибудь заговорит? — в отчаянии подумала она. — Или так и будет стоять, глядя на нее глазами, в которых ничего невозможно прочесть?»
— Мне очень жаль, Шон. Прости меня за то, что я сделала, за то, что огорчила тебя. Поверь, я думала, что делаю это для тебя, что ты будешь рад. Но многое из того, что ты говорил, верно. Теперь я это понимаю. И я не знаю, что мне делать, — в панике проговорила она и отвернулась.
— Бренна, что все это значит?
Она собрала все свое мужество и ответила:
— Я прошу тебя не выбрасывать меня из твоей жизни за одну ошибку, даже за такую большую. Дай мне еще один шанс. И если ничего другого между нами быть не может, хотя бы останься моим другом.
— Я пообещал тебе сохранить нашу дружбу и не нарушу своего слова.
Она прижала ладонь к губам и не отнимала, пока не почувствовала в себе сил заговорить снова.
— Ты так много для меня значишь, я хочу сказать тебе начистоту. — Собравшись с духом, Бренна продолжила: — В чем-то ты был прав, но не во всем. Ты не понял самого главного.
— И ты объяснишь мне, чего именно?
Она сжалась от его ледяного, язвительного тона, но не ощутила в себе ни капли гнева для отпора.
— Ты умеешь бить в самое больное место, — тихо сказала она. — И от того, что ты делаешь это редко, получается еще больнее.
— Прости, мне жаль. — Сам того не желая, он в самом деле пожалел ее, поскольку никогда не видел ее такой несчастной. — Но я еще злюсь.
— Я упрямая. — Бренне нелегко далось это признание, но она не отступала: — Я даже упертая и бываю невнимательна даже к самым близким. Может, к близким невнимательна даже больше. Я думала: ладно, пусть он не делает ничего со своей музыкой, так я сделаю это для него. Теперь я понимаю, что была не права. Я не имела права навязывать тебе свое решение, не имела права обращаться с тем, что принадлежит тебе, как со своей собственностью. Ты высказался, и я не могла не высказаться.
— Справедливо.
— Но я не законченная эгоистка. Я хотела что-то подарить тебе, что-то важное, чтобы ты был счастлив. И я сделала это не из-за денег, я хотела для тебя славы.
— Мне не нужна слава.
— А я хотела, чтобы ты прославился.
— Бренна, зачем это тебе? Моя музыка тебе даже не нравится.
— Это не так. — От его несправедливых слов гнев ее подал голос. — Мало того, что я упрямая, так я еще глухая и бесчувственная? Я люблю твою музыку, она прекрасна. Я просто считала, что ты сам не ценишь ее. Боже милостивый, я годами подтрунивала над тобой, а ты так и не потрудился доказать мне, что я не права. Ты растрачивал дар, чудесный дар, и я безумно злилась на тебя.
Она смахнула слезы с лица.
— И я ничего не могла с собой поделать, но не потому, что недооценивала тебя, тупица, а потому что очень высоко тебя ценила. И вдруг ты написал песню, которая пронзила мне сердце, тронула душу, как ни одна прежде. Еще до того, как ты ее закончил, много недель назад, когда я нашла ее среди других на пианино, отброшенную, будто ты не узнал драгоценный алмаз, который лежал перед твоими глазами, я ее полюбила. Я должна была что-то с ней сделать, и мне плевать, если я была не права. Я так гордилась тобой, что не видела дальше своего носа. Иди к черту, Шон Галлахер.
108 
