132 
Увидев хозяина, Селина ничуть не испугалась и не удивилась. Просто остановилась. Жиль знал, что в этой странной женщине уживаются два совершенно разных человека: ловкая, веселая кухарка и могущественная и загадочная, но по большей части добрая колдунья, наделенная подчас даром ясновидения.
Наряд не оставлял сомнений в том, с какой из этих ее ипостасей они имели дело на сей раз, потому Жиль, а вслед за ним его спутники, почтительно поклонились жрице.
— Мы шли к тебе, Селина. Мы все оказались в опасности и нуждаемся в твоей помощи и твоем могуществе. И дом этот, — Жиль указал на мягко поблескивающую под луной крышу господского особняка, — и эти земли, на которых никто не страдает, и сами наши жизни под угрозой. Отвести ее, наверное, можешь только ты.
— Ты хороший хозяин и можешь рассчитывать на Селину. Говори!
— Сегодня утром сюда приезжал монах из госпиталя Шарите…
И он вкратце рассказал о визите брата Игнатия и о кощунственном деянии, которое только что совершил он сам вместе с доктором Финнеганом и Понго, и о странной находке в склепе Ферроне.
Седина кивала головой, покачивая перьями, но темное лицо ее оставалось бесстрастным и неподвижным, словно маска из базальта. Она молча рисовала на песке какие-то знаки концом своего посоха.
— Ты, похоже, не удивлена? — спросил Турнемин. — Что скажешь?
— Ничего. Я подозревала, что хозяина подняли из могилы, но ничего не могла поделать.
Впрочем, у меня не было доказательств и потом мне пришлось прятаться. Олимпия могущественна и опасна, как гремучая змея, но никто и представить себе не мог, что она осмелится покушаться на труп белого хозяина. Чернокожие, когда опасаются за тело усопшего, которого они любят, стерегут могилу три или четыре дня, пока тление не начнет свое дело. Позже уже невозможно создать зомби… Но госпожа об этом не знала. Она приказала бы выпороть того, кто решился бы ей предложить караулить могилу мужа.
— Жив Ферроне или мертв, но мы должны его найти не позже, чем через неделю. Как думаешь, это возможно?
Карие глаза Седины взглянули на молодого хозяина с грустью и жалостью.
— Все возможно, ты избежишь любой ловушки недоброжелателей, если боги на твоей стороне. А теперь я пойду. Спрошу их об этом.
— А если нет?
— Тогда проси о помощи своего Господа и положись на оружие. Но не надо отчаиваться. Мы все будем с тобой: нет на плантации ни одного чернокожего, который не был бы тебе благодарен за то, что ты увидел в нем человека и дал возможность по-человечески жить.
Снова раздался рокот тамтамов.
— Меня зовут, — сказала Седина. — Ступай с миром и спокойно спи. Я сама расскажу всем о том, что произошло на плантации. Мы прочешем весь Большой Холм — рытвину за рытвиной, листок за листком, овраг за оврагом, и, если так будет угодно богам, старый хозяин вернется в могилу до того, как сюда явятся твои погубители.
Изобразив рукой нечто, удивительно напоминавшее благословение, жрица в красном, как кровь приносимых в жертву, платье величаво удалилась, сопровождаемая девочками, — те послушно дожидались, сидя на траве, пока она закончит беседу.
Трое мужчин с уважением и надеждой провожали взглядом величественный силуэт — Седина постепенно скрывалась за деревьями, поднимаясь по наклонной тропинке, и вместе с тропинкой словно уходила в небо и терялась в ночи.
А наутро лесоруб Гийотен нашел на этой дорожке изувеченное тело жрицы. Прекрасный головной убор из перьев исчез, платье было изодрано, девочки же бесследно пропали.
ПРИВИДЕНИЕ СРЕДИ БЕЛА ДНЯ
Ярко светило солнце, цвели цветы, нежно ворковали горлицы, порхали колибри, вспыхивая разноцветными точками на густой зелени трав и деревьев, но смерть Седины придавила свинцовой тяжестью обитателей «Верхних Саванн».
Жиль был сражен: жрица унесла с собой его, возможно единственную, надежду расстроить дьявольские козни врагов, стремившихся лишить Турнемина прекрасного имения, — оно досталось ему волею судеб и долгое время казалось небесным даром. Но теперь Жиль уже стал подумывать, не являются ли так любимые им розовые стены особняка заманчивой, но смертельной ловушкой: он начинал бояться за свою душу и веру.
Жиль не стал рассказывать женщинам об угрозах брата Игнатия: они такие хрупкие и так мало приспособлены к странностям этого края, пусть лучше считают смерть Седины несчастным Случаем. Однако, когда Моисей и Шарло — сам Турнемин и Понго шли за ними — принесли на носилках бескровный труп, накрытый толстым одеялом, возле домов для слуг их уже дожидалось человек пятьдесят рабов под началом одного из «старших», негра Фула Франсуа Бонго.
132 
