– Оттуда, «внучек», оттуда. Плешивые Холмы помнишь?
– Холмы? Плешивые? Не-а! Это где?
– Это там, где вы наввру – «поющую смерть» порешили, – напомнила тварь.
– А-а! – обрадовался Йорген. – Теперь понял! Село такое, навозом и яйцами торгует…
– Ну, про навоз – это уж тебе виднее. А есть там неподалеку черный иссохший ручей, на нем землянка, а в землянке…
– Ведьма-стрига, которая прокляла трех братьев-насильников, и они друг друга переубивали за нее. Местные нам рассказывали.
– Да? – Тварь выглядела довольной. – Помнят, значит, человечишки… Так вот, это я и есть стрига с Черного ручья.
– О! – искренне восхитился Йорген. – Рад знакомству! Какими судьбами в наших краях?
Так гладко беседа пошла – он уже начинал забывать, что разговаривает с темной тварью, сидя в чужом склепе на крышке старого гроба.
– А теми судьбами, что пришла я к тебе СЛОВО сказать, да все до дела не доберемся, прошлое вспоминая. – Голос ее звучал обвиняюще, будто это не она сама, а Йорген нарочно время тянул.
– Так говори, разве я тебе мешаю?
– Понятно, мешаешь. С мысли сбиваешь вопросами своими, куда это годится?
Вот так! Он же еще виноватым остался! Сначала Йорген даже обидеться хотел, но подумал и не стал. Говорят, с возрастом характер портится у всех, так чего ждать от старухи, прожившей на свете дольше тысячелетия? Надо быть снисходительным к ее сединам.
– Виноват. Больше не стану сбивать. Говори свое слово, достопочтенная стрига.
– Ну слушай и запоминай, больше уж я не приду – не молодая, чтобы по миру за тобой бегать. А то один раз явилась, другой раз явилась…
– Кхе-кхе, – перебил Йорген деликатно.
– Ладно. Говорю как есть:
Если счастье не убьешь —
Будет тот, кого не ждешь.
Пять голов – один ответ:
Кровь ее разбудит свет.
Время света подошло —
Вспомни черное крыло.
Да, вот так она и сказала, ни больше ни меньше.
Йорген озадаченно моргал своими желтыми, нечеловеческими глазами.
– Ты думаешь, я что-нибудь понял?
– Понял не понял – это уж не моя печаль. Запомнил, главное?
– Запомнил, оно же в рифму. – Память у ланцтрегера всегда была прекрасная, а за последний год он успел натренировать ее на бессмысленную абракадабру магических формул и колдовских заклинаний.
– Вот и славно. Время придет – поймешь, если не совсем дурак.
– Ну точно как в глупых рыцарских романах из старой жизни! – рассердился Йорген и процитировал: – «И гость ночной к ему явился тайный и молвил: разгадай мою загадку. А коль не разгадаешь – злые беды придут в твой край, на горе всем живым…» К чему они, эти загадки? Отчего нельзя прямо сказать человеку: пойди туда-то, сделай то-то и то-то? Зачем нужно голову морочить? Я страж, а не философ силонийский, чтобы вникать в скрытый смысл туманных аллегорий!
Стрига ухмыльнулась, обнажив не по-старушечьи крепкие клыки:
– Ты глупый мальчишка, который не знает, что есть такие клятвы, которые нарушить никак нельзя. Но можно обойти, если сделать это по-умному. Я все сказала тебе, «дитя тумана и тьмы». Дальше думай сам.
Без видимого усилия темная тварь сдвинула одну из массивных мраморных плит пола и принялась рыть когтями по-собачьи – вынутый грунт так и летел между ног. Минуты не прошло, как она скрылась в яме целиком, а когда заинтригованный Йорген, выждав немного, приблизился и заглянул в образовавшийся провал – там уже никого не было. Ланцтрегер присвистнул восхищенно: вот вам и седая старушка! Вот вам и тысяча лет и еще триста четыре года! Все бы молодые умели так резво копать!
Но, прежде чем уйти под землю, стрига сделала еще кое-что. Она приблизилась к Йоргену вплотную с риском быть разрубленной пополам на нервной почве, притянула его к себе своими ужасными когтистыми лапищами и по-матерински чмокнула в лоб. Вышло очень громко и мокро. Дыхание ведьмы пахло речной рыбой.
«Да что же за место такое проклятое этот Айсхоф?! – выругался ланцтрегер с досадой, оттирая ладонью лоб. – Так и тянет здесь всех целоваться, так и тянет! Нет, надо уходить от греха, пока сам не заразился да не полез с нежностями к Легиваровой Лизхен! Или, того хуже, к самому Легивару. Прочь отсюда, прочь!..»
– Что так долго, друг мой? – Встревоженный силониец встретил Йоргена на пороге трактира. – Я уже волноваться стал, хотел за тобой идти… То есть на самом деле не хотел, но собирался… – Он запутался, смутился и умолк.