84 
Он так и не вспомнил, что, прежде чем приступить к колдовству, отмахнулся от очередного комара, нацелившегося ему прямо в глаз, и бросил в сердцах: «А чтоб вам пропасть!» Друзей же его случившееся вообще не удивило. Они любили и ценили ланцтрегера Эрцхольма во всех его ипостасях, кроме одной: в качестве колдуна он им доверия не внушал. Пожалуй, это было справедливо.
Под вечер они, как водится, вышли к последнему форту. Не сожранные ни комарами, ни той тварью, что вылезала из болота на гать и сидела на бревне, свесив лапы. Ступни у нее были с перепонками, кисти рук – тоже. Рост тварь имела такой, что в положении сидя была как раз вровень с людьми. Тело ее было покрыто пупырчатой кожей нежно-зеленого оттенка, но лицо с выдающейся нижней челюстью и узко посаженными глазками оказалось почти человеческим, только очень противным. Натура, к сожалению, тоже. Увидев приближающихся всадников, она заползла задом подальше на дорогу, перекрыв собой движение. Перемахнуть через преграду с налету не удалось – кони не пожелали, стали на дыбы. Пришлось остановиться.
– Ага, попались! – сказало чудовище, но не на обычном северном наречии, а на благородном силонийском, каковое и в самой Силонии не было в простом обиходе уже много столетий, в наши дни его использовали исключительно для выражения высоких чувств и при молении богам. Кальпурций Тиилл даже вздрогнул, услышав звуки древней возвышенной речи среди глухих моосмоорских трясин. – Кто такие будете?
– А сам кто такой? – Йорген не пожелал отвечать напрямую.
Десять лет назад, когда в перерывах между боями с Тьмой леди Айлели начала учить пасынка древнесилонийскому (потому что всякий благородный человек обязан владеть прекрасным языком мудрецов и поэтов), малолетний фон Раух сопротивлялся страшно, увиливал, как мог, будучи твердо убежден: раз нет у него в голове (или, может, в сердце – кто знает, где они обычно водятся?) возвышенных чувств, то и выражать их не придется. Зачем же забивать несчастную голову тем, что не пригодится никогда в жизни? А вот и пригодилось – кто бы мог подумать?!
– Мое имя ничего вам не скажет, смертные! – гордо заявило чудовище. Но потом все-таки снизошло: – Я – Фалеоаким.
– Очень приятно, – машинально кивнул ланцтрегер, мысли его были заняты важной проблемой.
Он старался решить, подлежит данная тварь обязательному уничтожению или пусть живет. А если все-таки подлежит, то как именно нужно ее убивать, потому что больно уж здорова?.. Ну ладно, это уж как-нибудь справимся, убивали и не таких. Но этот Фалеоаким пока вроде бы ведет себя мирно. Долг обязывает стража уничтожать тварей темных, притом угрожающих людям, а не реликтовых природных. Про таковых в уставе ничего не сказано. Так стоит ли связываться и не проще ли договориться? К тому же она разумна, что само по себе бывает исключительно редко. Жаль губить такую редкость. Попытаемся договориться…
– Очень приятно. Так, может, ты нас пропустишь, Фалеоаким? Мы спешим.
– Нет, – ответило чудище. – Не пропущу. – И уточнило: – Без мзды – не пропущу. Какой мне в том интерес?
«Прямой. Может, жив останешься», – хотел ответить Йорген, но не стал. Сказал совсем другое:
– Какую же ты хочешь мзду?
– Богатую! Зря я, что ли, здесь сижу?
– А что именно и как много? – продолжал переговоры Йорген. Спутники его в ситуацию не вмешивались, справедливо полагая: раз ланцтрегер Эрцхольм – главный по чудовищам в этой стране, так пусть сам с ними и разбирается.
Фалеоаким надолго задумался. Видно, он и сам не знал, чего ему нужно.
– Я хочу… я хочу… О! Золота хочу!.. Нет, не хочу. Вкушать яства хочу, вот что!
Да, так он и сказал – «вкушать яства», потому что более подходящего синонима слову «жрать» в древнесилонийском не имелось. «Интересно, а есть в нем хоть какие-то ругательства? – подумалось Йоргену. – Надо уточнить у Тиилла. Никогда не знаешь, что и когда может пригодиться в жизни…»
– Да! Я голоден, я определенно голоден.
– И каких же тебе надобно яств, любезнейший? – Разговор начинал ланцтрегеру надоедать, и рука непроизвольно тянулась к мечу. Она лучше знала, как нужно поступать с тварями.
– А что у вас найдется при себе? – Похоже, болотный житель боялся прогадать. – А ежели нет ничего – так могу одного из вас или коня… Хотя конина – она жестковата, а мои зубы уж не те, что перед Тьмою…
84 
