очень нудно 
9 
При свете плясавшего в очаге пламени было видно, как широко раскрылись и заблестели глаза юноши.
— Приподнять завесу? Мессир... ваши слова так таинственны...
— Вот потому-то и надо пролить свет. Скажи, ты что-нибудь помнишь о своем раннем детстве? Или ты убежден, что родился в Куртиле?
— Нет... ничего не помню, кроме родительского дома... — задумчиво ответил молодой человек — А должен помнить?
— Может быть, да, а может быть, и нет... Тебе было всего несколько месяцев от роду, когда мы с Олином, ставшим моим другом и товарищем по оружию, принесли тебя его жене Алес. Она, бедняжка, не могла иметь детей и собиралась уйти в монастырь, если ее супруг, чьего возвращения из Святой земли она ждала пять долгих лет, так и не вернется домой. Твое появление стало для нее самым прекрасным даром Господа, и ей ни на миг не пришло в голову, что муж мог солгать ей, сказав, что ты не его сын. Вот почему она была так нежна с тобой, вот почему ты так ее любил и вот почему ты и сегодня можешь оплакивать ее, как оплакивают родную мать.
— Нет нужды поощрять меня в этом, мессир! — Глаза Рено мгновенно переполнились слезами. — Меня неотступно преследует видение ее страшной смерти, и невозможно любить сильнее, чем люблю ее я. Но вы говорите, — она мне не мать? А кто же та женщина, которая отказалась от меня и захотела, чтобы сын жил вдали от нее?
— Весьма высокородная дама. И если она, как ты говоришь, отказалась от тебя, то уж не с легким сердцем и не по своей воле. Она была поставлена перед самым жестоким для матери выбором: отказаться от своего ребенка или дать ему умереть... и, должно быть, умереть вместе с ним, хотя это, пожалуй, стало бы для нее утешением.
— И... как ее звали?
— Мелисенда Иерусалимская-Лузиньянская, и благодаря ее происхождению в твоих жилах течет кровь франкских королей. Ее совсем юной выдали замуж за антиохийского князя Боэмунда IV Кривого... но не он стал твоим отцом.
Ужас, вызванный последними словами, заглушил радостное удивление, с которым юноша встретил великолепное имя матери.
— Незаконнорожденный? Бастард? Я бастард?!
— И что? Я тоже бастард, но никогда не стыдился этого. Ты ведь знаешь, в семьях правителей это обычное дело, и все дети растут вместе.
— Может быть, но я предпочел бы быть законным сыном от законного брака, а не ублюдком, которого произвела на свет пусть даже и королева, но при этом шлю...
Тибо крепко запечатал ему рот ладонью, не дав произнести бранное слово.
— Замолчи! Чтобы судить — надо знать, а ты пока ничего не знаешь. Никогда не позволю тебе чернить твою матушку. Это прекрасная, нежная принцесса, для которой любовь твоего отца была единственным проблеском счастья. Что еще хорошего может быть в жизни женщины, в интересах государства насильно выданной замуж за грубого скота. Да, скупой и трусливый Боэмунд Кривой был худшим мужем, какого можно себе представить. Или, на ее беду, не только был, но и остался...
— Она еще жива?
— Может быть, ведь ей сейчас должно быть всего тридцать восемь лет, но я не уверен, что стоит ей этого желать.
— А кто тот... кто меня зачал?
Отшельник улыбнулся, услышав, с каким трудом он это выговорил, постаравшись избежать слова «отец».
— Понимаю, что тебе трудно назвать его отцом, но сегодня ты больше ничего не узнаешь. —Почему?
— Потому что, мне кажется, время еще не пришло, и потому...
Не договорив, старик зашелся в новом приступе кашля. Ну конечно — от непросохшего полена потянулась струйка едкого дыма. Рено бросился к двери, распахнул ее настежь, потом схватил стоявшую в углу лопату, первой попавшейся веткой выгреб на нее негодное полено и выкинул его наружу. Теперь дверь можно было закрыть. Юноша хотел было принести горшочек с медом, но старик попросил вместо этого дать ему воды, а когда кашель его отпустил, поднялся, опираясь на посох, и направился в кладовую, пристроенную к одной из стен башни.
— Помоги мне! — попросил он.
Здесь тоже, как и вокруг распятия, сушились пучки разных трав, подвешенные на длинной палке, которая была закреплена между двумя камнями в стенах, а на полке стояли горшочки и склянки с латинскими надписями.
— На Востоке я научился лечить самые разные хвори—в любом доме тамплиеров есть своя аптека и свой аптекарь, и надо признаться, мы много чего переняли у арабских... и у еврейских целителей.
9 
