Это воспоминание было отрадным. Николь, у которой он бывал в доме хромой Гилы возле огородов в Париже, была молоденькой, светловолосой, свежей, ласковой и веселой. Она со смехом учила его любовной науке, и он не раз навещал ее, один или вместе с компанией, за что Робер д’Артуа хвалил его.
– Встречайся, встречайся! Нет лучше средства против сетей придворных дам и девиц, они такие же распутные, как шлюхи, но куда более опасные и дорогостоящие. Разумеется, Его Величество король смотрит на плотские забавы по-другому, и для него веселые девушки – творения сатаны. Не опасайся он бунта, перетопил бы их всех в Сене, как слепых котят, – заявил Робер, заливаясь веселым смехом, перед которым никто не мог устоять.
Рено был благодарен сиру Роберу за то, что он заставил его переступить этот порог. Господин избавил его от терзаний плоти и навязчивых мыслей. Отныне Рено мог любить королеву, не марая ее образ недостойными мыслями, не доходя в своих мечтах до оскорбления Ее Величества… Но он не забыл, что пережил и перечувствовал в Понтуазе, стоя под окном Маргариты, когда она рожала младенца Филиппа. Он знал, что желает ее по-прежнему, но теперь мог держать в узде неуемных коней своего воображения.
Внезапно он заметил, насколько нелепа сложившаяся ситуация: и он, и Флора стояли в полном молчании. Флора прислонилась спиной к колонке кровати, сложила на груди руки и смотрела перед собой невидящим взглядом, словно забыв о его присутствии. Говорить им было больше не о чем, и Рено направился к двери, но тут он услышал голос Флоры:
– Когда король Генрих ехал со своими гостями во дворец, я не видела барона Рауля…
– И не увидите, если не поедете в Лимасол, где он предпочел остаться.
– Почему?
– Он избегает празднеств и пиров и ждет только одного: когда корабли вновь выйдут в открытое море. Компанию ему составляет безутешный вдовец, Гуго де Лузиньян, граф Марш, который оплакивает бывшую королеву Англии Изабеллу. Они хорошо понимают друг друга и расположились лагерем один подле другого.
Если Флора и огорчилась, узнав новости о Рауле, то никак не обнаружила свои эмоции. Трудно было понять, что выражал ее взгляд, когда она обратилась к Рено с вопросом:
– Так вы упорствуете в своем нежелании мне помочь?
– Я не отказываю вам в помощи, но не понимаю, как это сделать. Безумием было приезжать сюда, и я не знаю, что вам посоветовать. Наведаться в Лимасол – значит очень сильно рисковать. Если бы барон был один, то вам, я думаю, не составило бы труда вновь подчинить его своей власти, но вокруг него его рыцари, и вы всех их прекрасно знаете…
Флора отвернулась, чтобы Рено не увидел ее слез.
– Уходите! – произнесла она глухо. – У вас неблагодарное сердце! Когда я поспешила вам на помощь, я не задумывалась ни о чем и не старалась выяснить, убил или не убил несчастный юнец отца и мать! Вы были похожи на заблудившегося ребенка, и вы мне нравились. Разве я не нашла способа, чтобы вам помочь?..
Рено получил приказ уйти, но не тронулся с места. Упрек задел его за живое, он счел его заслуженным. В свой час Флора сделала все возможное и невозможное – ничего о нем не зная! – чтобы вытащить его из тюрьмы, избавить от пыток и виселицы! Какое право он имеет учить ее? Она совершенно одна в чужой стране, ей здесь неоткуда ждать помощи. Рено подошел к ней, взял за руку и, повернув, поцеловал в ладонь, что говорило о проснувшемся в нем участии.
– Я вернусь, – сказал он. – Не предпринимайте ничего без меня.
Рено и в самом деле не знал, чем он сможет помочь Флоре за то короткое время, что они пробудут на острове. Но он рассчитывал, что сон, пусть очень недолгий, все-таки внесет ясность в тот сумбур, что царил у него в голове после праздника во дворце и такого бурного продолжения вечера. Рено трудно было себе представить и другое: как он заплатит долг Флоре, не разгневав своего оруженосца? К счастью, Жиль Пернон куда-то исчез еще до того, как они отправились пировать во дворец. Без сомнения, пошел пробовать кипрские вина, такие вкусные и ароматные. Рено не нашел его и вернувшись в особняк Ибелинов и решил, что тот застрял в какой-нибудь таверне. Сейчас это очень устраивало Рено, но вовсе не отменяло объяснения в будущем. Немного поразмыслив перед тем, как погрузиться в сон, Рено решил, что самым правильным будет, если он расскажет все как было и просто-напросто попросит у Пернона совета.