154 
– Неужели никто ничего не знает? – задал вопрос Рено, помимо собственной воли захваченный необыкновенной историей, которая вновь возвращала его к рукописи. – Брат Адам не мог один спрятать реликвию такой значимости, и уж тем более один хранить такую тайну, наверняка он прошептал о ней кому-то на ухо. Великому магистру, например.
– Великому магистру? Да Адам Пелликорн был выше великого магистра, недоумок! Он был великим посвященным, знатоком оккультных тайн, и не подчинялся никому, даже Его Святейшеству папе! Я искал в монастырском архиве следы Скрижалей, но рукопись брата Тибо открыла мне другую тайну: прежде чем погибнуть в гибельном пекле Хаттина, маршал тамплиеров распорядился закопать Святой Крест в тайном месте, и знали об этом только два тамплиера. Один из них был убит на следующий день, другой выжил и сохранил секрет. В рукописи говорится об этом прямо и откровенно! – добавил Ронселен, высоко подняв тонкий палец и напоминая охваченного безумием пророка. – Но в рукописи не хватало нескольких страниц!
– И эти недостающие страницы ты искал в Забытой башне, негодяй! – закричал Рено, который внезапно все понял. – Ты искал их даже в могиле, не побоявшись ее осквернить!
Фос передернул плечами, глаза его уже не горели мрачным огнем, а снова наполнились ледяным презрением.
– Мертвые – мертвы, их не потревожишь нежданным посещением. Думаю, ты сам убедился, что я был предельно аккуратен.
– Может, мне еще тебя и поблагодарить? – с едкой иронией спросил Рено, испытывая гадливое чувство омерзения. – Надругательство над могилой заслуживает костра!
– Довольно громких слов. Говори потише, красавчик. Теперь я хочу узнать от тебя, что было написано на исчезнувших страницах.
– Напрасно. Я этого не помню.
– Ах вот как! И ты думаешь, я тебе поверю?
– А почему бы нет? Память – ненадежная штука. Брат Тибо больше восхвалял Святой Крест, чем писал о том, где он спрятан… После трагедии Хаттина прошло уже семьдесят пять лет. Я уверен, с тех пор Крест уже не раз искали. И вполне возможно, нашли.
Де Фос внезапно утратил свое хладнокровие, вскочил и вперил взгляд в глаза пленника, лицо его было так близко, что Рено почувствовал: от брата-тамплиера пахнет чесноком.
– А я говорю: ты лжешь! Ты поведешь меня на это место, оно должно быть недалеко отсюда! Покажешь его мне и будешь рыть, рыть и рыть! Сдирая кожу с ладоней, исходя потом, пока не найдешь. А иначе…
– А иначе что? – спросил Рено, с гримасой стараясь отодвинуть голову, чтобы не слышать запаха чеснока.
– А иначе твоя подруга – ведь вы друзья, не так ли? Или, может быть, даже больше? – отправится в Дамаск и будет там служить радостям малика [55]аль-Назира Юсуфа, внука Саладина. Так что если ты согласен отдать ее…
– Отдать благородную даму-христианку неверному? Да подобному преступлению нет названия!
– Бедный невинный барашек! Да сколько христианок отдавались им без всякого принуждения! Взять, например, твою мать…
Рено, хоть и был связан, ринулся на хулителя, готовый изничтожить ненавистного врага, но его снова обуздали слуги.
– Ничтожество! Ты обречен гореть в аду и будешь гореть вечность! Ты предал свои рыцарские обеты!
– Гореть? Ты подобрал правильное слово! Все мои обеты сгорели в тот страшный день, когда под Божьим небом вооруженные люди короля Франции, которого жалкие людишки почитают за мнимую святость, столкнули в горящий ров мужчин, женщин, стариков и детей, и их было более двухсот! Это случилось у подножия пога [56], на вершине которого стоял замок Монсегюр! Слушай меня хорошенько, Рено де Куртене! Среди катаров, которые были сожжены в тот день, была и супруга владельца замка по имени Корба де Перелла, и их младшая дочь Эсклармонда, ангел кротости, красоты и благородства… Ей исполнилось шестнадцать. Я любил ее!.. Я видел, как она бросилась в огонь, и поклялся спасением своей души, что заставлю плакать Людовика Французского кровавыми слезами, что уничтожу все, что дорого его сердцу!
С ужасом смотрел Рено на де Фоса, он внушал ему отвращение, но вместе с тем он чувствовал в своем сердце и сострадание к этому испепеленному ненавистью человеку, живущему в безнадежности и отчаянии. Желая хоть немного облегчить его страдания, надеясь убедить его пощадить Санси, Рено подумал, что де Фосу будет легче, если он выговорится, и он спросил его:
154 
