очень нудно 
146 
— Напрасно ты терзаешься, Катрин, — произнесла она со вздохом, — это невозможно понять. Почему бы тебе не подождать спокойно до завтра, когда все разъяснится?
— До завтра? Что может принести мне завтрашний День, кроме муки? Да, да, я знаю, я чувствую это вот здесь, — сказала она, ткнув пальцем в сердце. — Я пытаюсь понять, что произошло, а не то, что будет. Отчего Арно переменился так резко и так внезапно? Он любил меня, я уверена в этом! О, как он меня любил! И вдруг отвернулся от меня, как от чужой. Мы были одна плоть и одна душа… а что теперь?
— Теперь, — ответила Сара невозмутимо, — ты начала выдумывать Бог весть что. Разве супруг сказал тебе, что не любит тебя?
— Он показал мне это, что гораздо хуже!
— Тем, что едва не придушил Мари, которая осмелилась говорить гадости о тебе и Готье? Тем, что поднял всю крепость на поиски мерзавца Эскорнебефа? Тому, впрочем, опять удалось куда-то улизнуть… Это, по-твоему, не любовь?
— Он считает меня своей собственностью, вот и все! Сара со вздохом поднялась и подошла к окну. Незадолго до того, как потушили огни, она увидела госпожу де Монсальви, которая спешила в часовню — вероятно, чтобы вознести последнюю молитву. С тех пор протекло уже три часа, и только теперь показалась высокая фигура старой дамы.
— Твоя свекровь вышла наконец из часовни, — промолвила цыганка. — И что она могла там делать все это время? О! Иди-ка сюда! Посмотри!
Катрин нехотя направилась к окну. Ничто не интересовало ее, и меньше всего она думала об Изабелле де Монсальви. Однако старая дама вела себя очень странно. Она шла, пошатываясь, зигзагами, словно пьяная. Ее большой плащ хлопал на ветру, вуаль сползла с головы, но она ничего не замечала. Катрин увидела, как она поднесла руки к вискам, будто у нее внезапно закружилась голова. Когда она достигла стены, на ее морщинистое лицо упал луч света от очага, пробившийся сквозь витражи. Она была бледна как смерть, и глаза ее блуждали. Вцепившись в стену, она тяжело дышала. Очевидно, каждое движение давалось ей с огромным трудом.
— Тебе надо бы выйти к ней, — сказала Катрин, — должно быть, она больна.
Но старая графиня уже исчезла за дверью. Через несколько секунд в соседней спальне затрещала кровать и послышались звуки приглушенных рыданий. Катрин и Сара слушали, изумленно глядя друг на друга.
— Сходи к ней! — приказала Катрин. — Что-то случилось…
Сара безмолвно вышла, но вскоре вернулась. Лицо ее было мрачным, и глубокая складка перерезала лоб.
На вопросительный взгляд Катрин она ответила, пожав плечами:
— Не хочет говорить! Видимо, слишком сильно испугалась за внука. Надеялась обрести утешение в молитве, но ничего не помогло.
Цыганка говорила почти шепотом, и они по-прежнему могли слышать, что происходит в соседней комнате. Изабелла де Монсальви все еще плакала, однако Катрин внезапно потеряла к этому всякий интерес. В конце концов, что ей до этих слез! Каждый за самого себя и Господь Бог за всех! С нее хватит и собственного горя. Она медленно повернулась и пошла в свой уголок к камину, заглянув по дороге в колыбельку Мишеля. Малыш спал ангельским сном… Катрин, почувствовав некоторое облегчение, вдруг подумала, что у нее есть выход. Если Арно откажется выслушать ее и не прогонит эту Мари, то она уедет, как пригрозила сгоряча. Она вернется к себе домой, в Бургундию!
Она сама удивилась, мысленно произнеся это слово. Бургундия! Слившись духом и телом с мужем, проникшись его мыслями и предрассудками, она стала смотреть на Бургундию как на вражескую страну… А ведь в этом краю жили ее мать, сестра, дядя Матье. Она не виделась с ними уже три года и внезапно ощутила, как ей их не хватает. Только они могли бы помочь в эту тяжкую минуту. В замке, овеваемом всеми ветрами, она вспоминала лавку на улице Гриффон, в тени дижонского собора Богоматери, деревенский дом, укрывшийся меж холмов, обсаженных роскошными виноградниками, серо-голубое небо Дижона, где облака мчались в сторону Соны, изменчивое небо Бургундии, к которому Дижон вздымал фантастическое нагромождение своих башен, остроконечных крыш и церковных шпилей. Черный, синий и золотой Дижон! Катрин закрыла глаза, и перед ней возникло кроткое бледное лицо матери, четкий профиль сестры Лоиз, монахини в монастыре Тара, красная добродушная физиономия дядюшки Матье с вечно сползающим набок капюшоном. Слезы хлынули из-под прикрытых век, и Катрин поняла, что хочет увидеть их всех как можно скорее. Материнские объятия спасут и укроют ее от тягот мира. О чем думала в этот час Жакетта Легуа, так давно не имевшая известий от дочери? Должно быть, молилась и плакала…
146 
