- Сколько я…
- Третьи сутки пошли.
- И вы…
Он фыркнул и бросил взгляд на книжку.
- Если полагаешь, что все это время я сидел у твоей кровати и держал тебя за руку, то увы, вынужден разочаровать. Доктор сказал, что из сна выведут.
Третьи сутки?!
- Лежать! - рявкнул Полковник. - Опять на подвиги потянуло?
Мог бы и не орать. Подняться у Кейрена не получилось бы при всем желании. Ног он не чувствовал, рук, впрочем, тоже.
- Что со мной?
- Пробитое легкое… и селезенка… обширное внутреннее кровотечение. Наружное, к слову, тоже, - Полковник наблюдал за его попытками, не скрывая любопытства. - Мороз тебя спас. И жила.
…жила.
Грохот огня, сила, которая вливалась, пусть и не удерживалась в израненном теле.
- Считай, второй раз родился… - Полковник взял за руку. Его прикосновение ощущалось, пусть эхом, призраком, но все же, и значит, Кейрен не парализован. - Еще пару деньков, и вставать можно будет.
…у него нет пары деньков.
Шеффолк-холл.
И Таннис… Таннис ждет, что за ней вернуться, а…
- А теперь, раз уж светская беседа у нас не ладится, рассказывай. Хватит силенок? О чем это я, конечно, хватит. Раз уж бежать порываешься… смотри, дружок, я ж тебя и привязать могу, для твоей же безопасности.
Полковник улыбался, вот только вряд ли сказанное было шуткой.
И Кейрен заговорил.
…Шеффолк-холл.
И Освальд Шеффолк, который погиб на эшафоте.
…старуха, умиравшая в постели. И тот, который притворялся ее сыном… подземелья… мертвецы… Риг и странное его оружие…
- Надо же, как оно завертелось, - Полковник заговорил не сразу, он смотрел за окно, и Кейрен к окну повернулся. Узкое. Серое. И затянуто морозом, но за морозом проступает черный узор решетки.
…сбежать не выйдет.
За дверью наверняка охрана… и до двери еще бы дойти. Но Кейрен обещал.
- Риг мертв.
- Когда?
- Получается, после беседы с тобой. Горло ему перерезали. А в пасть карту запихнули… шестерку.
…на шестерку он бы обиделся. Нет, Кейрен не знал наверняка, но почему-то казалось, что Рига оскорбил бы не столько сам факт смерти, довольно-таки нелепой, сколько то, что брату и карта досталась повыше…
- С Шеффолком, может, ты и прав, но доказать…
- Я в свидетели не гожусь?
- Годишься, - Полковник вновь покачивался, и явно думал. - Но я не о том…
Он вновь задумался, вперившись взглядом в прямоугольник окна.
Доказать? Полковнику плевать на доказательства. Не будет суда… слишком громкое дело… слишком скользкое… и опять пить хочется. Жажда сбивает с мыслей.
- Воды.
Теплая. И все-таки стакан заканчивается как-то слишком быстро, хотя на сей раз Кейрен пьет аккуратней.
- Хватит с тебя, - Полковник краем одеяла вытирает Кейрену рот. - Уж извини, сестра милосердия из меня никакая… потом еще напоят. И накормят. И спать уложат. Сон, как мне сказали, лучшее лекарство.
Нельзя спать. Он должен вернуться до того, как Шеффолк-холл перестанет существовать. Не будет суда.
Не будет обвинения.
…тихая смерть всех, кто причастен… и потому Полковник смотрит едва ли не с жалостью.
- Стойте.
Кейрен не способен его задержать. И все-таки Полковник останавливается.
- Не волнуйся, вытащим мы твою девицу.
Он, в отличие от Кейрена, врать умел. Даже захотелось поверить.
И все-таки Кейрен попытался встать.
До двери далеко.
Но если потихоньку и… шаг за шагом… прижимая руки к животу. Он перехвачен тугой повязкой, от которой нестерпимо воняет дегтярной мазью. Повязка чешется, а дышать приходится осторожно, потому что кажется, стоит сделать резкое движение, и разойдется, что бинты, что собственная ненадежная шкура.
- И куда это вы встали? - резкий раздраженный голос, кажется, тот самый, который заставлял дышать. - На подвиги потянуло? На подвиги рано…
Человек. Всего-навсего человек, но достаточно тычка в плечо, чтобы Кейрен потерял равновесие, правда, упасть ему не позволяют. Подхватили, уложили на кровать.
- Я и говорю, что рано… выпейте-ка… ну что за детское поведение? Хуже ведь будет. Или матушку вашу позвать, чтобы она вас, как младенца, и с ложечки выпаивала? Глотайте, глотайте… хотите встать на ноги быстро? Слушайте доктора.
Горько.
И от горечи шум в ушах появляется.
Нельзя спать… нельзя не спать…
Пробуждения рывками. Кейрен не представляет, сколько времени прошло. Он ищет глазами часы, но в палате их нет, а окно - одинаково серое.