и читается легко. 
208 
…черная роза с посеребренными пеплом лепестками ждала на подоконнике.
Просто цветок.
Просто карточка.
Просто имя, выведенной излишне аккуратным почерком. И Кэри медлит, гладит карточку, от которой исходит слабый запах кладбища. Ей не страшно, она знает, что кто бы ни отправил этот цветок, но он не желает зла.
…и отвернувшись от окна, Кэри садится за клавесин.
Она проводит ладонью по лакированной крышке, стирая пыль. И касается клавиш. Музыка получается рваной, да и не музыка вовсе — Кэри так и не научилась играть. Но звуки заполняют опустевший дом, поддерживая маску веселья.
Кто бы знал, как сложно притворяться счастливой.
И черная роза отражается в лакированной поверхности клавесина…
…Кейрен выкладывал на спине своей женщины узор из речного жемчуга и мелких монет.
— Что ты делаешь?
— Лежи, — он наклонился, касаясь губами плеча. — Я тоже умею рисовать.
Таннис фыркнула, не поверив. У нее широкая спина, жилистая. Длинная шея с тонкой дорожкой пуховых волос. Сильные руки. И мягкие, округлые ягодицы, с которых жемчужины скатываются.
— Ты понимаешь, что у нас нет будущего? — Таннис пытается повернуться, и едва не разрушает узор.
— Будущее бывает разным.
Кейрен прижимает ее локтем к кровати.
— Ну да…
— Ты моя, — он водружает монету на лопатку. — Ясно?
— Только пока я сама этого хочу.
— Упрямая.
Фыркает. И кладет голову на скрещенные руки, смотрит с прищуром, с насмешкой.
— А я твои рисунки принес…
…все, кроме одного, который осел в столе полковника Торнстена. И Кейрену было велено забыть о недостаче. Он забыл.
Почти.
Благо, архивы в Управлении не успели подчистить.
— О чем ты думаешь? — Таннис, вытянув руку, провела по шелковой глади цветка.
— Ни о чем.
…о пожелтевших потраченных сыростью бумагах.
Отчет констебля.
Чистосердечное признание некоего Войтеха Гришвица, сына аптекаря, шестнадцати лет от роду. Интересный документ, написанный аккуратным, учительским даже почерком.
…полторы дюжины трупов.
И скрупулезное описание каждого убийства, словно Войтех, сын аптекаря, искренне каялся или, скорее, опасался, что содеянного им не хватит на виселицу. Приговорили всех…
— Давай пойдем в парк? — Таннис подхватывает скатившуюся жемчужину. — Там каток есть… правда, я кататься не умею.
— Научу.
…казнь состоялась. И казненных было трое. Доктор засвидетельствовал факт наступления смерти, а директор тюрьмы приложил список имущества, изъятого у арестантов, а заодно потрудился сделать дагерротип…
— Собирайся, — Кейрен смел недовыложенный рисунок.
Дагерротип он изъял.
…крупный парень с обвислыми щеками и короткой шеей, на которой выделялся след веревки.
Толстяк.
…худенький, и после смерти улыбавшийся, только улыбка выходила жутковатой, больше похожей на оскал. И мелкие острые зубы гляделись вовсе нечеловеческими.
Велька.
…и бледный длинноволосый блондин с острыми чертами лица. Слишком взрослый. Слишком… чистый. Слишком… отличающийся от рисунка Таннис.
Она подобрала ирисы и, зарывшись в них лицом, пробормотала:
— А у меня вазы нет.
— Купим, — пообещал Кейрен, сгребая горстью жемчуг и монеты.
Вазу.
Дом.
Что угодно, лишь бы она, его женщина, которой к лицу нагота и темные ирисы, была счастлива.
— И все-таки, о чем ты думаешь?
— Ни о чем, — солгал Кейрен.
…о том, что не позволит ей узнать правду.
208 
