65 
— Вы никогда не задумывались, Мастер, по какому праву мы стоим над ними? — Олаф повернулся к людям, чьи лица гляделись Брокку одинаковыми. Белые пятна на сером полотне. — Их в сотни раз больше, чем нас. Они возделывают поля, они работают на наших фабриках и заводах, они, довольствуясь малым, производят многое, без чего ни вы, ни я не способны выжить.
— Более чем странные речи.
— Особенно для такого, как я…
Его род не из числа Высших, но сурьмяные многочисленны и богаты. А Олаф, будучи третьим сыном райгрэ, и вовсе не знал бедности.
— Мы сильнее, — ответил Брокк на вопрос.
— Когда-то были, несомненно. Но сейчас нас мало. А их много, особенно, если принять во внимание тех, кто остался за Перевалом. Война проредила нас, но почти не затронула их. И когда люди поймут, насколько превосходят нас числом…
Он отряхнулся, словно пытаясь отделаться от мыслей, которые, похоже, возникали у Олафа не в первый раз.
— Или не поймут, но… скажем, устанут. Например, обитать вот здесь. Работать за гроши. Надрываться, пытаясь выжить. Воевать на нашей войне. Недовольство зреет давно, вам ли не знать. Вы ведь не столь слепы, как многие, кто полагает, будто мир неизменен. И столкновение неизбежно. Весь вопрос в том, когда оно случится.
— И полагаете, что бомба…
— Хороший способ подтолкнуть события. Мир все еще неустойчив.
Олаф пожимает плечами, а Брокк оглядывается, подмечая то, чего не видел раньше. Люди. В грязной одежде, вымокшие, серые, связанные с Нижним городом какими-то особыми тайными узами родства. Огонь покинул их, и они, растерянные, озирались.
— Опасный разговор, — заметил Брокк.
— Доложите о нем?
— Боюсь, что придется.
— Так значит, я тоже на подозрении?
— В каком смысле «тоже»?
— Ай, Мастер, — Олаф протянул ладонь, на которую опустилась серая бабочка пепла, она поплыла, прибитая струями дождя, потекла грязью сквозь пальцы, в рукав. — Бросьте. Все знают, что вами занимается разведка. Вернее, не вами, а теми письмами, которые вы получаете… и не только вы.
— Ты тоже?
Это не было новостью, и Олаф лишь плечами пожал, сказав:
— Все наши. Но вы — больше остальных… и вот теперь этот взрыв. Не надо быть особо одаренным, чтобы сделать очевидные выводы. Дело перейдет на новый уровень, а подозреваемые… не так много тех, кто способен создать полноценный заряд. Вы. Я… кто еще? Пожалуй, что Иголфр. При всей моей нелюбви к нему и его снобизме, отрицать наличие у него таланта просто-напросто глупо… Риг? И еще Ригер… какой тесный круг.
— Меня не исключаете?
— А зачем? — Олаф улыбался, пусть Брокк по-прежнему не видел выражения его лица, но улыбку эту чувствовал. — Вы ведь под первым номером идти должны, как автор, так сказать.
— И зачем мне?
Безумный разговор.
И далекие раскаты грома глушат слова и рокот моторов. На экипаж забирается человек в толстой кожанке, он стягивает каску и высовывает ее под дождь. Плечи человека вздрагивают, и он почти плачет.
— Вам… хороший вопрос, Мастер. Денежный мотив мы, пожалуй, отбросим. Он скорее подойдет для Ригера. Слышали, небось, он опять проигрался и задолжал, причем не тем людям, которые легко прощают долги. Честолюбие? В вас оно есть, но вы достигли многого для своего возраста и… — Олаф кивком указал на руку. — Любимец Короля…
Брокк едва удержался от того, чтобы спрятать руку за спину.
— Бросьте, Мастер, эта ваша болезненная предвзятость по отношению к самому себе уже даже не смешна. Но возвращаясь к вопросу мотивов…
Человек с руганью отбросил каску и, стянув куртку, швырнул ее на козлы. Он подставлял дождю ладони и, влажными, оттирал темное, закопченное лицо.
— Всем известно ваша нелюбовь к собственному же детищу. Вы сумели пленить огонь, но сами поняли, сколь опасен такой пленник. И не вы ли добиваетесь запрета на дальнейшие исследования в данной области? Не вы ли прилюдно и многократно повторяли, что если война окончена, то и надобности в подобном оружии нет? Не вы ли втайне желаете, чтобы и оно, и все, что касается его, было забыто? Похоронено раз и навсегда?
— И какое отношение это имеет к взрыву?
— Самое прямое.
Человек, спрыгнув на землю — из-под высоких ботинок брызнула грязь — решительно направился к развалинам. Пламя погасло, но от камней еще исходил жар. Порой то тут, то там раздавался треск, и столбы пара вырывались сквозь щебенку. Каменные осколки летели в толпу, но не отпугивали, и оцепление прогибалось, грозя вот-вот разорваться.
65 
