Особенно,... 
54 
И даже матросский сундук, охраняемый разъеденным ржавчиной замком.
С потолочной балки свисала пара морских фонарей. Но света было достаточно — он проникал сквозь окна, которыми пестрела стена. Большие и маленькие. Забранные ставнями и стекленые. С узорчатыми решетками и витражами.
Круглые.
С оплавленными краями. И потеками запекшегося камня у рам.
— Ну… — Их сиятельство несколько смутились, что было совершенно ново. — Я тут немного… экспериментировал. Одно время. Получилось не совсем то, чего хотел.
— А чего вы хотели?
Леди умеет поддерживать беседу на самые странные темы.
— Светильник создать. Магический. В Хаоте такие видел. Это как… большой светляк в стекле. Света много. А можно сделать, чтобы и тепло давал. Выгодно.
— И у вас получилось?
Вряд ли, потому что тепла жаровни определенно не хватало. И Тисса с трудом сдерживала дрожь. Вот предупредил бы, она бы хоть шаль взяла.
— Получилось… — Тан указал на стену. — С полсотни где-то получилось… нестабильных энергетических образований. Эта часть выгорела начисто… и стена, как видишь. Но в целом неплохо вышло. Удобно даже.
Тисса кивнула, надеясь, что другого ответа от нее не ждут. Ну вот насколько безответственным человеком надо быть, чтобы так рисковать! Он ведь и сам чудом уцелел!
— Не одобряешь?
— Ваше сиятельство, я не могу одобрять или не одобрять ваши поступки.
Он хмыкнул и, запустив руку в волосы, произнес:
— Видишь. Слишком хорошо воспитана. А дрожишь-то чего?
Издевается?
Определенно издевается.
— Извините, но здесь несколько прохладно.
Это ведь не жалоба… это факт. Прохладно. Ему-то хорошо в сапогах… кожаные, а не из тонкой ткани. И сюртук теплый. Во всяком случае, теплее платья будет.
Тан молча достал из шкафа что-то белое и меховое, вытряхнул это на кресло и велел:
— Сюда садись. С ногами забирайся.
Леди не забираются в кресло с ногами, и уж тем более на снежных соболей. Мех был мягким, нежным, как пух… безумно дорогим. Тисса видела такой лишь однажды. Ему не место в старом шкафу полузаброшенной башни.
Соболя требуют обращения бережного.
Но их сиятельство имели на сей счет собственное мнение. Они сели на пол, вернее, на подушку с золотым кисточками и лениво потянулись. А потом, прежде чем Тисса успела сообразить, что происходит, ее правая нога оказалась в тисках пальцев.
— Когда я что-то говорю делать, надо это делать, — сказал тан, снимая туфельку. — Не дергайся. Замерзла… Вот и почему молчала?
Он растирал ступню, бережно, но в то же время сильно.
И неприлично.
Недопустимо.
Но умирать со стыда почему-то не получалось.
— В-ваше сиятельство…
— Еще раз так ко мне обратишься и… — Ой отпустил ногу. — И я тебя поцелую.
Нечестно!
— Вторую давай.
Перечить Тисса не посмела. Вообще следовало утешиться тем, что тан имеет полное право делать все, что ему заблагорассудится, даже если желания у него странные.
— Вот так хорошо. — Он завернул Тиссу в меховую шаль. — Во-первых, у меня есть имя. И было бы мило с твоей стороны иногда про него вспоминать. Во-вторых, не надо меня бояться. Я не причиню тебе вреда, ребенок. Я тебе жизнью обязан, понимаешь?
Она не боится. Ну почти, потому что если тан узнает о тех письмах, то вряд ли простит… и надо бы рассказать. Возможно, сейчас, пока он добрый.
Разозлится, конечно.
Но вдруг не станет убивать?
Покричит… и что потом? Договор подписан, и деваться ему некуда. Он женится на Тиссе и будет ее ненавидеть, потому что она сама себя уже ненавидит, причем даже не за письма, а за ложь.
— Что случилось?
Зачем он спросил?
— Просто… вспомнилось нехорошее.
Урфин не представлял, о чем разговаривают с шестнадцатилетними девушками, даже если они очаровательны, милы и хорошо воспитанны. Особенно если милы и воспитанны.
И вся затея с каждой секундой выглядела все более глупо.
Притащил.
Зачем?
Показать дырявую стену, чучела голубей и трубу подзорную? Не подумал даже, что она не одета для подобного рода прогулок. Не приведи Ушедший, еще простудится.
— Выбрось нехорошее из головы, — посоветовал Урфин.
Тянуло погладить, но девочке определенно неприятны его прикосновения.
54 
