9 
«…Хотел бы обнять и поцеловать тебя, но, не имея возможности, тешу себя надеждой увидеть во сне.
Иза, дамы из Благотворительного комитета — не самые милые существа на свете. Честно говоря, я сам их несколько побаиваюсь, уж больно агрессивно они творят добро. Поэтому не смей печалиться, если что-то пойдет не так. На моей памяти с ними даже Кормак не сумел общего языка найти, хоть бы и глава комитета приходится ему родной сестрой.
Также отправляю тебе несколько новых набросков. Слон, по-моему, получился похоже. А вот Эдварда рисовал по памяти. Сейчас почему-то он выглядит не таким внушительным.
До встречи, сердце мое».
Свернуть. Перевязать. Запечатать. Спрятать в кожаную тубу, которая сохранит листы от влажности. Передать человеку, который дремлет над костром в ожидании.
— За службу. — Кайя протянул двойной дукат, но человек помотал головой и продемонстрировал серебряную тамгу. Ему платят исправно.
И брать больше он не станет.
— Тогда спасибо.
Кивок. Свист. Серая лошадка с толстыми ногами появляется из дождливой мути и в ней же исчезает, унося всадника. Влажно хлюпают копыта по грязи.
И звук тоже смывается дождем.
Тоска накатывает с новой силой. Непрошеная мысль лезет в голову: а если расставание это — навсегда? От внезапной боли темнеет в глазах. Алую волну едва-едва получается свернуть до всплеска. И Кайя заставляет себя выдохнуть. Вдохнуть и снова медленно, отсчитывая секунды, выдохнуть.
А крыса, единственная, на ком можно было бы злость сорвать, исчезла. Благоразумное животное.
В доходном доме Матушки Фло всегда было весело, шумно и людно. Расположенный на пересечении трех улиц, одна из которых выводила к кварталу Лудильщиков, а две другие вели к пристаням, он был удобен для многих людей.
Сюда заглядывали сводни, желавшие сбыть свежий товар. Контрабандисты. Ростовщики. Скупщики краденого. Воры. Игроки. Вольные капитаны. Наемники. И просто те, кто готов был рискнуть, ввязавшись в мероприятие незаконное, но сулящее выгоду.
Здесь не принято было разглядывать друг друга, но чумазый мальчишка разбойного вида презрел обычай. На человека в потертой кожанке он пялился секунд тридцать, словно прицениваясь.
— Чего? — спросил человек, засовывая пальцы под шейный платок, верно, завязанный чересчур туго.
— Ты бушь кптан, ктрый рботу ищет? И готов с блой кстью свзаться?
— Я буду.
Мальчишка кивнул, не сводя настороженного взгляда, точно подмечая каждую деталь: и мятую рубаху с потемневшим кружевом, некогда нарядную, но заношенную, и сапоги хорошие, и нож на широком поясе с бляхами. И даже пустой кубок, который залетный капитан не спешил наполнить.
Но монету — правила знает — кинул.
Поймав медяк на лету, мальчишка отправил его за щеку и вытащил обслюнявленный кусок ткани.
— Пслзавтра.
Он исчез, спеша исполнить другое поручение, за которым последует третье и четвертое… Урфин же развернул замусоленный клок. Три корявых знака.
Две цифры.
И круг с рыбой.
Место. Время и слово для встречи. Свои прочтут. Чужие… о чужих здесь не беспокоились.
— Эй, лапочка… — Шею обвили мягкие руки, длинный локон скользнул по шее. — О чем печаль имеешь? Пойдем-ка наверх… развеселю.
Шлюха была уже не молоденькой, но еще симпатичной.
Сколько ей? Восемнадцать? Девятнадцать? Еще месяц-другой, и мамочка выгонит ее из теплой таверны на улицу высвобождая место для других, посвежее, помоложе. Тошно…
— На, — Урфин вложил в ладошку серебряный талер, — купи себе что-нибудь.
— Добрый, значит?
— Какой есть.
— Идем. — Шлюха талер сунула в волосы и, впившись неожиданно крепкими пальцами в руку, потянула за собой. Идем, идем… надо.
Стоило подняться, как девица повисла на шее и горячими губами в ухо уткнулась, зашептала:
— Мамочка на тебя глядит. Сидишь тут третий день… а на девок ни глазиком даже…
Непростительная ошибка, которая могла дорого стоить. И Урфин подхватил девицу на руки. Та взвизгнула и замотал ногами, вроде как отбиваясь, но лишь крепче вцепляясь в шею. Комнатушка свободная отыскалась на втором этаже. И дверь была с запором. Кровать, на которую Урфин девицу бросил протяжно заскрипела.
— Может… — Шлюха похлопала рядом с собой и ноги расставила пошире.
9 
