Он изучает.
Щиколотку и мягкую линию голени. Ямочку под коленом. И на колене тоже. Нежную, такую чувствительную кожу бедра…
Наверное, ему будет неимоверно тяжело отпустить Тору.
Или отпускать не обязательно?
Многие ведь держат любовниц и после свадьбы.
Виттар купит ей дом, не в центре, естественно, — это будет слишком откровенным нарушением приличий. Но настолько близко к центру, насколько это возможно.
Этажа два… и чтобы библиотека. Она любит книги. Музыкальный салон, светлый и с хорошей акустикой, такой, чтобы для музыки хватило места.
Спальня.
Вряд ли он сможет часто оставаться на ночь… но ведь иногда сможет?
И детская.
Виттар не станет забирать у нее ребенка.
Он попытался представить этот дом и Тору, но картинка не складывалась. Проскальзывало в ней что-то фальшивое. И эта фальшь мешала уснуть.
А Тора спала, как обычно, на боку, поджав ноги и обхватив себя руками, словно все еще защищалась от кого-то или от чего-то. В темноте ее кожа выглядела белой.
Как у альва.
И Виттар, желая отогнать наваждение, коснулся шеи. Теплая. Гладкая. И шрам на ней сам под пальцы скользнул.
Третий день кряду Торе доставляли цветы: белые лилии в плетеных корзинах. Лилии были роскошны, но Тору волновали не они — запах. Мертвенный, тяжелый, сводящий с ума. Он существовал как-то отдельно от цветов, некоторое время скрывался в сети узких листьев, но, осмелев, выползал, просачивался сквозь прутья корзин. Запах растекался по полированной столешнице, спускался к полу и пропитывал высокий ворс ковра. Тора не смела ему мешать.
Лилии вызывали в ней безотчетный страх, перед которым была бессильна даже Хильда.
На то, чтобы управиться со страхом, ушло время. И в третьей корзине, обвитой белой похоронной лентой, Торхилд обнаружила записку.
«Я же обещал, что мы встретимся».
Тора провела пальцем по гладкому картону, выдавленным буквам, золоченым виньеткам и вернула записку в корзину, а корзину, подавив первое желание, оставила на подоконнике. Белые лилии безвредны в отличие от того, кто послал их.
Жаль, что райгрэ ушел. И хорошо, что райгрэ ушел.
Торе нужно хорошенько подумать о том, что именно ему рассказать и как это сделать. Хильда согласилась. Очевидно, лгать не стоит, но и правда имеет разные обличья.
Торе следовало выбрать то, которое защитит ее.
Рассказать так, чтобы поверил.
И захотел вмешаться.
Не как отец.
Запах лилий, сам вид их — тяжелые восковые бутоны и белоснежные звезды цветов с легкой позолотой пыльцы — был неприятен. Тора покинула комнату. Но сегодня тишина библиотеки не принесла ожидаемого успокоения. В кабинете окно было открыто, и Тора поспешно, пожалуй, слишком поспешно, его захлопнула. Задвижка вдруг показалась ненадежной.
И окон слишком много.
Торхилд проверила каждое, пусть эти действия кому-то могли показаться престранными. Впрочем, вряд ли сейчас в доме нашелся бы кто-то, кто бы осмелился сделать Торе замечание.
Райгрэ защитил.
Но захочет ли защищать и дальше? Он определенно ценит Тору, если делит с ней не только кровать, но и сами свои комнаты. А в те дни, когда девушке все же пришлось уйти в одну из гостевых спален, был крайне недоволен. Он оплачивает ее наряды.
И дарит драгоценности.
Зачем ей столько? Тора не знает, но ему нравится делать подарки. И Хильда требует, чтобы Тора не отказывалась: потом, когда райгрэ найдет жену, драгоценности пригодятся.
Он позволяет Торе помогать в делах. И просто любит, чтобы она находилась рядом. Он позволил менять свой дом… но хватит ли этого, чтобы ввязаться в драку?
И если ввяжется, то сумеет ли победить?
Хильда молчала, полагая, что здесь бессмысленно гадать. А Тора волновалась, даже не столько за себя, что еще можно было бы понять, сколько за райгрэ. И Хильда, которая прочно обжилась в местных зеркалах, нашептывала, что это беспокойство делает Тору глупее.
Думать надо о себе.
Иначе Тора не выживет.
— Прекрати, — попросила Тора, касаясь отражения. И оно протянуло пальцы навстречу, холодные, как само стекло. — Он добрый.
Потому что Тора делает то, что ему хочется. Она нужна ему. И хорошо если будет нужна еще некоторое время. Но видеть в этой заботе нечто помимо самой заботы бессмысленно.
— Мы должны предупредить.