Большая, розовая и очень чистая госпожа Герпес пухлой сиреной отдыхала у воды. В ветвях деревьев распевали птицы. Над водой носились блестящие жуки.
Окажись неподалеку главный философ, его пришлось бы соскребать совочком и уносить в ведре.
Госпожа Герпес ощущала себя в полной безопасности. В конце концов, рядом с ней волшебники. Правда, легкое беспокойство вселял тот факт, что служанки за время ее отсутствия совсем распустятся. С другой стороны, можно было предвкушать, какую веселую жизнь она им устроит по возвращении. Мысль, что возвращения может и не случиться, даже не приходила ей в голову.
Госпоже Герпес много чего не приходило в голову. Она давным-давно для себя решила, что так гораздо спокойнее.
А еще у нее давным-давно сложилось определенное представление о загранице, по крайней мере о той ее части, что начиналась сразу за домом ее сестры в Щеботане, где она, госпожа Герпес, каждый год проводила неделю своего отпуска. За границей жили люди, заслуживающие скорее жалости, нежели порицания, потому что в сущности все они были большими детьми [14]. И к тому же вели себя как настоящие дикари [15].
С другой стороны, вид у округи был такой пасторальный, погода — такой теплой, а запахи — вполне даже приятственными. Госпожа Герпес определенно ощущала положительное, как она это называла, воздействие.
Одним словом (не будем особо на этом концентрироваться), госпожа Герпес расстегнула корсет.
Сооружение, которое главный философ упорно именовал «дынной лодкой», производило весьма внушительное впечатление. Даже декан это признавал.
Сразу под палубой располагалось большое помещение, темное, со стенами в прожилках и декорированное черными гнутыми досками, которые очень напоминали семена подсолнуха.
— Семенники, так сказать, — заметил аркканцлер, известный ботаник. — Неплохой, наверное, балласт. Главный философ, окажи любезность, не ешь стену.
— Э-э, я подумал, салон тесноват, стоит его немного расширить, — объяснил главный философ.
— Салон, может, и тесноват, зато моя КАЮТАв самый раз. — И с этими словами Чудакулли тяжеловесно двинулся обратно на палубу.
— Хей, морячок! — крикнул декан, закидывая на борт связку бананов и следом забираясь сам.
— И тебе того же. Но как на этом овоще плыть, а, декан?
— О, Думминг Тупс наверняка разбирается в таких вещах.
— Кстати, где он сам?
— По-моему, он тоже пошел за бананами…
Волшебники посмотрели на берег, но увидели там лишь казначея, инвентаризирующего водоросли.
— Вид у него был немного… огорченный, — констатировал Чудакулли.
— С чего бы это?
Чудакулли бросил взгляд на центральную гору. Ее вершина загадочно поблескивала в лучах послеполуденного солнца.
— Надеюсь, он не натворит каких-нибудь глупостей, как ты считаешь? — осторожно произнес он.
— Аркканцлер, Думминг Тупс — волшебник, прошедший полный курс обучения!
— Спасибо за столь краткий и емкий ответ, декан, — сказал Чудакулли. Наклонившись, он заглянул в салон-каюту. — Главный философ! Мы отправляемся на поиски Тупса. И госпожу Герпес тоже надо прихватить.
Снизу раздался сдавленный крик:
— Госпожа Герпес! Как мы могли про нее забыть!
— В твоем случае, главный философ, это объяснимо лишь купанием в холодной воде.
Ринсвинд скакал домой. Хотя выразиться так, было бы серьезным преувеличением. Снежок передвигался в той невозмутимой, «я-могу-продолжать-в-том-же-духе-до-вечера» манере, которая ясно показывала: единственный способ заставить эту лошадь двигаться быстрее — это скинуть ее с откоса. У Снежка была забавная манера передвижения: нечто быстрее трусцы, но медленнее галопа. Результатом становились разной силы толчки, умудряющиеся расшевелить все известные органы человеческого организма, из-за чего все внутри Ринсвинда колотилось обо все остальное. Кроме того, стоило ему хоть на миг забыться и опустить ноги, как Снежок продолжал путь без него, так что ему приходилось забегать вперед и принимать позу крокетных ворот, дожидаясь, когда Снежок в него попадет.
Зато Снежок не кусался, не лягался, не падал на спину и не имел привычки уноситься вдаль безумным галопом, то есть ему были абсолютно не свойственны все те черты, которые Ринсвинд привык ассоциировать с лошадьми. Когда же Ринсвинд решил, что на сегодня хватит и пора сделать привал, Снежок мирно отошел в сторонку и поужинал кустом. Куст был покрыт листьями, толщиной, запахом и вероятной съедобностью очень похожими на линолеум.