Почему-то она вернулась в Париж. Этому должно была какое-то объяснение. Скорее всего короткий перелет давал ей время покинуть самолет и уйти до того, как служба безопасности, изучив видеозапись, уяснит, как ей все это удалось, а затем методом исключения вычислит в списке пассажиров ее имя. Возвращение в Париж, ко всему прочему, вовлекало в дело официальных лиц другой стороны и создавало дополнительные бюрократические формальности, затягивавшие поиск. Однако, провернув все то же самое, она могла вылететь и в любую другую европейскую страну. Пусть полет Лондон — Париж длится всего час, но ведь до Брюсселя еще ближе. Как и до Амстердама или Гааги.
Суэйн заложил руки за голову и, глядя в потолок, нахмурился. В его логической цепи не хватало звена. Лили ничего не стоило, пройдя таможню в Лондоне, покинуть аэропорт задолго до того, как просмотрят записи и определят, во что она переоделась. Если оставаться в Лондоне в ее планы не входило, она имела возможность, измене внешность, вернуться через несколько часов и сесть в другой самолет. Тогда никто не смог бы выследить ее, и все было бы шито-крыто. Такое поведение с ее стороны выглядело бы более разумным. Так почему же она этого не сделала, а осталась в аэропорту под прицелом камер наблюдения? Либо не предполагала, что кто-то разгадает манипуляции с переодеванием, либо у нее была чрезвычайно важная причина сразу вернуться в Париж.
Будучи внештатным агентом, она не имела специальной подготовки оперативного сотрудника.
Агентов-контрактников привлекают время от времени для выполнения особых поручений. В личном деле Лили нет ничего о том, что она проходила тренинг по приемам изменения внешности или ухода от преследования. О том, что управление за срыв их работы с Нерви организует за ней охоту, Лили не могла не знать, но, возможно, она недооценивала масштабов системы наблюдения в главных аэропортах.
Хотя Суэйну не очень-то во все это верилось.
Слишком умна Лили, слишком хорошо знает свое дело. Все-то она понимает. И конечно, ей известно, что каждое ее движение фиксируется видеокамерами, хотя она и предприняла достаточно уловок, чтобы на какое-то время отвлечь своих преследователей. Но ведь был же у нее какой-то расчет. Не опасалась ли она, что, выйдя за пределы Хитроу и возвратившись туда позже, она даст им шанс что-то предпринять. Но вот что именно, Суэйн не знал. Вычислить ее по банку данных идентификации внешности? Ее характеристики действительно имелись в базе данных управления, но только там и больше нигде. Однако если бы кто-то поместил ее фотографию в базу данных Интерпола, она не успела бы даже дойти до нужного выхода: камеры, установленные при входе в аэропорт, тут же засекли бы ее. Да, такое возможно. Может быть, она боялась, что Родриго Нерви отправил ее данные в Интерпол?
Как ей избежать этого? Прежде всего, сделать пластическую операцию. Удачное решение для женщины в бегах. Однако она не пошла на это. Она вернулась в Париж. Нет времени на пластическую операцию? Или задуманное не терпит отлагательств?
Что это может быть? Посещение парижского Диснейленда? Экскурсия в Лувр?
А не является ли убийство Сальваторе Нерви лишь прелюдией? Может быть, Лили знала, что на дело отправят одного из лучших сотрудников управления (то есть его, хотя в лицо она его не знала) — и ее поимка — лишь вопрос времени? От осознания собственной значимости Суэйн даже согрелся. Во всяком случае, его рассуждения логичны: у Лили есть какое-то дело, причем срочное, и счет идет на часы. Она очень боится не успеть.
Суэйн со стоном сел на постели и потер лицо ладонями! И все-таки и в этих логических построениях зияла брешь. Каковы бы ни были ее планы, ей все равно лучше было бы затаиться и сделать пластическую операцию. Суэйн неизменно возвращался к этой мысли. Ее действия были бы оправу даны лишь в том случае, если бы, образно выражаясь, он« знала о заложенной где-то бомбе с часовым механизме готовой вот-вот взорваться, или что-то в этом роде, что не терпело отсрочки и должно было быть исполнено немедленно или по крайней мере в короткий срок. Но раз так и если это „что-то“ представляет собой глобальную опасность, ей нужно было всего-навсего поднять трубку и сообщить обо всем по телефону, предоставив заниматься этим специалистам, а не разыгрывать из себя героя-одиночку. Значит, „глобальная опасность“ отметается. Тогда это что-то личное. То, что она хотела сделать непременно сама, и как можно скорее.