Он рассказал ей, что однажды «голубятня» была использована для весьма практической цели: когда границы Уэльса подверглись внезапному нападению, стены колокольни толщиной в пять футов служили складом для продовольствия.
— А ты заметила огромный брус-задвижку на западных воротах? — спросил Бран.
— Да, конечно. — Ее улыбки, он видеть не мог, и потому Наоми дотронулась до его руки. — В Скенфрите так легко представить себе, как все было раньше, когда дома теснились вокруг церкви. Гросмонт, конечно, тоже красив, но там замок более обособлен и выглядит каким-то более утонченным. Возможно, из-за высокой элегантной трубы на более поздней пристройке.
— Дело в том, что в средние века Гросмонт был весьма населенным городом, отсюда и большая церковь. — Бран усмехнулся. — К несчастью, один симпатичный валлиец вроде меня, некто Олуен Глиндур, разрушил город в 1405 году, и с тех пор он так и не был достойно восстановлен.
Наоми засмеялась.
— Крутые ребята вы, кельты.
Вечер пролетел незаметно. Наоми почитала газеты, что привело к дискуссиям на различные темы, пока Бран не решил, что ей пора отдохнуть, и включил стерео, чтобы вместе дослушать первый акт «Любовного напитка». Когда музыка умолкла, Бран осторожно вынул диск из музыкального центра, положил в коробку и поставил к другим коробкам на полке в алькове.
Когда он вернулся на софу, Наоми положила руку ему на запястье.
— Я просто потрясена.
— Наконец-то! — Он наклонился к ее руке, и Наоми не отдернула ее, боясь разрушить атмосферу.
— Откуда ты знаешь, где какой диск лежит?
— Это очень просто. Тал распределил их в алфавитном порядке по композиторам, затем мы вместе пронумеровали их, и я запомнил номера. Когда, например, хочу послушать «Отелло», я просто прохожусь по ряду и вынимаю нужный номер. — Он, улыбаясь, повернулся к девушке. — А засунуть диск в систему совсем легко. Мы живем в мире кнопок.
— С которыми ты прекрасно умеешь управляться…
— Нет, не совсем, — сказал он, крепче сжимая ее руку. — Ты же прекрасно знаешь, какой свиньей я иногда бываю. Если бы я действительно со всем отлично справлялся, то не поддавался бы дурным настроениям.
— А, — лукаво сказала Наоми. — Но Мейган утверждает, что они всегда были тебе свойственны. Ты — бедствие, с которым глупо бороться, а можно лишь терпеть.
— Мейган, — заявил Бран, — слишком много болтает!
— Насколько я успела понять, — предупредила Наоми, — Мейган плохо не сделает.
— Кстати, она такого же мнения о тебе, — сообщил Бран. — Она будет очень скучать, когда ты уедешь. — Голос упал на октаву. — И я тоже.
Наоми сидела очень прямо, глаза ее затуманились, когда она посмотрела на портрет на мольберте.
— Я уверена, это не затянется. Когда к тебе вернется зрение, вернется и красавица Аллегра.
— Сомневаюсь. Она не любит «Гуал-э-Дрэг». Ей он кажется слишком уединенным. — Закрыв глаза, Бран опустил голову на спинку софы. — Аллегра — создание сугубо городское и не мыслит жизни без ночных клубов, театров и бесконечных завтраков с подружками.
— И как же ты с этим мирился?
— Никак. Она позировала для портрета в моей мастерской в Лондоне. Иногда, правда, ей удавалось затащить меня в театр или какой-нибудь ресторан, последний писк моды у ее окружения.
— Ты все еще любишь ее?
— Нет, а может, никогда и не любил. — Бран провел пальцем по руке Наоми. — Просто мы устраивали друг друга в постели. — Он повернул голову и открыл глаза так, что девушка непроизвольно вздрогнула. — Что-то в твоем тоне говорит о том, что ты Аллегру не одобряешь.
— Я не знакома с ней, но я действительно не одобряю женщин, ведущих подобный образ жизни. — Наоми хмуро взглянула на портрет. — Когда любишь кого-то, то уже не замечаешь, слеп он, покалечен, обезображен или еще что-нибудь. Бран удивленно поднял бровь.
— Наоми, какая страстность!
Девушка смутилась.
— Прошу прощения. Я влезла не в свое дело.
— Речь от самого сердца! Ты судишь по собственному опыту? — с любопытством спросил он.
— Если тебе интересно, оставил ли меня кто-то подобным образом, отвечаю «да».
— Но ведь ты наверняка не была слепой?
— Нет, конечно, нет. — Она безуспешно попыталась отнять у него руку. — Моя история слишком тривиальна. Просто я была достаточно глупа, чтобы жить с мужчиной, который сказал, что любит во мне личность, чувство юмора, даже ум, а затем подверг меня самому распространенному типу общественного унижения, оставив ради секретарши в фирме, где мы оба работали. А она презабавная штучка: этакая сплошная эрогенная зона и водопад волос. Ни ума, ни чувства юмора. Но даже Грег не может получить все. А я, видно, сошла с ума, раз выкладываю перед тобой эту историю, — сказала Наоми и кратко добавила: — Хватит наводить тоску.