36 
— Иви пришла на вечер с головной болью, — продолжал он, как ни в чем не бывало, — и решила пораньше отправиться в постель. — Он наклонился и целомудренно чмокнул ее в щеку. — Спокойной ночи, дорогая. Я попозже загляну, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь.
Иви пожелала доброй ночи изумленной Рите и, словно загипнотизированная, ушла в дом. Достигнув спальни, она тут же заперла дверь не от Георгоса, а от всех, кто мог бы задать ей нескромные вопросы и увидеть, что написано у нее на лице.
Георгос предупредил ее, что он — игрок другой лиги. Так оно и было. Но теперь уже поздно. Слишком поздно. Он вывел ее на дорогу, по которой она еще никогда не ходила, опасную, но несказанно манящую, вопреки разуму зовущую ее к себе, примитивную дорогу, которая от души не требовала ничего, зато сулила сказочное блаженство. Она уже поняла, что постель с Георгосом не будет иметь ничего общего с тем, что она испытывала с Леонидасом. Это будет не любовь, а секс и только секс. Она всегда считала, что он не для нее, ее это не привлекает. Она ошиблась.
Надежно заперев дверь, Иви сняла с себя все, включая сережки, и встала под душ, по-новому ощущая биение водяных струй по своей коже, по-новому, как никогда раньше, чувствуя свое тело. Закрыв глаза, она подставила лицо под тугие струи, открыв рот, давая воде заполнить его, вспоминая, как заполнял его язык Георгоса. Иви вздрогнула, но эта мысль не уходила, и, взяв мыло, она начала расширяющимися кругами водить им по животу и ребрам.
Мыло коснулось грудей, и она тихонько застонала, когда оно скользнуло по соскам. Ощущение стало непереносимым, и она выпустила мыло и вытянула тело навстречу горячим струям.
После душа она встала перед зеркалом и, вытащив шпильки из волос, расчесала их длинными неспешными движениями, морщась от прикосновения щетки к своим грудям. Она прикинула, не остаться ли ей обнаженной до его прихода, но потом все же вытащила одну из тех ночных рубашек, что до сих пор нетронуто лежали в нижнем ящике комода.
Сорочка была кремовая, низко вырезанная, с отделанной кружевом кокеткой, которая подтянула ее полные груди так, что меж ними образовалась глубокая, соблазнительная ложбинка, атласный низ сорочки скользкими складками падал от высокой кокетки до пола. Она давала разгоряченной коже ощущение прохлады и чего-то более сложного. Прежней Иви следовало бы устыдиться теперешнего обличья. Но она чувствовала лишь огромное возбуждение и волнение.
Когда Иви все сделала — подправила макияж, подушилась, она легла на кровать и стала ждать, пока затихнет дом. Потом, вся дрожа, встала и по толстому пушистому ковру направилась к двери, чтобы отпереть ее. Понимая, что не сможет больше оставаться под одеялом, она подошла к окну и расширившимися глазами бездумно уставилась на опустевшую террасу. Долго ли ей еще ждать? Она надеялась, что не слишком.
10
Плеск воды вывел Иви из созерцательного состояния. Освоившись с темнотой, взгляд ее задержался на мужской фигуре, рассекающей гладь залитого лунным светом бассейна. Конечно, это Георгос. Иви смотрела, как он на большой скорости размашисто плавает взад-вперед, почти не поднимая головы из воды. Что же, он так и будет носиться по бассейну, пока не утонет? Словно уловив ее намерения, Георгос подплыл к бортику, рывком выпрыгнул из бассейна и стал на краю — вода струйками бежала по его блестящему телу, собираясь в лужицу у ног.
Иви не отрывала от него глаз. На нем были лишь короткие черные плавки. От этого зрелища у нее перехватило дыхание. Она трепетала перед его ростом, и величиной, и силой, даже когда он представал перед ней в одном из своих безупречных костюмов, но без одежды он казался еще крупнее.
Она и не подозревала, насколько он волосат. У Леонидаса на теле почти не было волос, но их у него не было и там, где им положено быть. Как-то он сказал ей, что лысеть начал с двадцати трех лет.
А у Георгоса были роскошные черные волосы, сейчас они густой массой облегали его хорошо вылепленный череп. Такие же влажные черные завитки курчавились почти по всей груди и черной полосой исчезали внизу, за черными плавками.
Сейчас в лунном свете, с расправленными плечами и сжатыми кулаками, с еще вздымавшейся и опадавшей после яростного заплыва грудью он представился ей вдруг первобытным человеком, только что преодолевшим бурную реку. Теперь он отправится домой, в свою пещеру, где ждет его женщина, готовя своему повелителю еду на костре.
36 
