Особенно,... 
27 
— Лишь бы только не ты, — пробурчала себе под нос Энн. Ей не хотелось оставлять за ним последнего слова.
Вот уже почти час прошел с тех пор, как Рейт высадил Энн в торговом квартале, но она до сих пор не смогла подыскать ничего стоящего. Наконец, проходя мимо маленького магазинчика, она увидела в витрине платье, которое заставило ее остановиться. Черный бархат и шелковая тафта. Бархатный лиф с широким, чуть обнажающим плечи вырезом, длинные и узкие рукава. Нижняя часть лифа плотно охватывает талию, а юбка из тафты пышно вздымается над бедрами. Черный цвет и тяжелая, роскошная ткань верхней части придавали платью солидность. Но легкая юбка говорила о том, что оно предназначено молодой скромной женщине, а вовсе не какой-нибудь молодящейся графине.
Девушка решительно вошла в магазин.
— Это очень маленький размер, авторская модель, — с сомнением покачала головой продавщица. Но когда Энн сняла жакет, добавила уже совсем другим тоном: — Пожалуй, вам оно будет впору.
Да, оно оказалось впору. Ей, правда, пришлось снять бюстгальтер, чтобы не были видны бретели. Но лиф платья был скроен таким образом, что сам создавал нужную форму, удовлетворенно отметила Энн, глядясь на себя в зеркало.
Темный бархат подчеркивал сливочную нежность ее кожи, черные кудри непривычно ласкали обнаженные плечи. Платье придавало фигуре такую хрупкость и незащищенность, что на миг она озадаченно замерла.
— Оно прямо сшито на вас, — восторженно подбодрила ее продавщица.
— Но оно такое дорогое, — колебалась Энн.
Ведь еще нужно было купить подходящие вечерние туфли. В конце концов мысль об ироничном отношении Рейта к ее одежде и ее вкусу заставила ее сделать выбор в пользу платья.
— Вы не пожалеете об этой покупке, — убеждала ее продавщица, упаковывая наряд. — Такое платье — отличное помещение денег, это — классика. Оно никогда не устареет.
Оно-то — нет, а вот я… невесело усмехнулась про себя Энн, направляясь в обувной магазин.
— Ну, как? Нашла что-нибудь? — только и сказал Рейт, когда в условленном месте она усаживалась в машину.
Кроме платья, в пакетах было еще несколько покупок: туфли, маленькая театральная сумочка, мягкая шаль, чтобы накидывать поверх платья, инкрустированная эмалью шкатулочка XVII века, которую она приметила в витрине антикварного магазина и купила в подарок дочери месье Кальдерона. Наверное, правильнее было бы подыскать что-нибудь попроще и попрактичнее, подумала она, когда они уже выехали из города. Но шкатулочка была так хороша!
— Ах, черт! — вдруг тихонько воскликнул Рей, и Энн вопросительно посмотрела на него. — Я же хотел попросить тебя купить что-нибудь для дочери Шарля. Сейчас уже поздно возвращаться, придется сделать покупку по дороге.
— Я купила ей кое-что, — сказала Энн и потянулась на заднее сиденье за пакетом.
Она развернула коробочку и, аккуратно держа на ладони, показала ее мужу. Тот ничего не ответил, и у нее оборвалось сердце. Конечно, он не одобряет. Ну и ладно, тем хуже для него. Главное, что ей нравится.
— Знаешь, моя славная, оказывается, иногда ты все же способна удивить меня. Ты якобы не интересуешься традициями, считаешь чуть ли не преступлением, когда дом, подобный Голд Краун, находится в частном владении. А сама потом идешь и покупаешь такую вот вещицу.
— Если тебе не нравится, — с вызовом начала было она, но Рейт отрицательно затряс головой.
— Замечательная вещица, — одобрил он ее выбор. — Такая тонкая работа!
Похвала прозвучала так неожиданно, что Энн не нашлась что ответить, Она подняла на него глаза, но вдруг замерла, увидев, как он на нее смотрит. Так, будто впервые видит. Странное, незнакомое, волнительное чувство наполнило ей грудь, словно бы исходя из самого сердца.
— Энни…
Сколько раз он произносил ее имя, но почему вдруг именно сейчас приятные мурашки побежали по ее спине? Почему звук его голоса вызвал у нее ассоциацию с мягким кошачьим урчанием, с ласкающим прикосновением бархата к коже, с полным неги шепотом влюбленного?
Поспешно и неловко она принялась что-то говорить в ответ, пытаясь потоком слов рассеять навязчивое наваждение.
— Я даже не забыла купить специальную бумагу для упаковки и еще поздравительную открытку. Ты не знаешь, как ее зовут, Рей? Я имею в виду — дочь месье Кальдерона? Надо было его спросить. А она не сочтет наш приход неуместным? Все-таки это ее праздник, а мы с ней совсем незнакомы.
27 
