Глава 20

Наступила середина зимы, а с ней подошло время колядок — зимних забав и игрищ. Осеннюю распутицу прочно сковало морозом. На рассвете Рамис прогуливалась вместе с Аурианой вокруг острова. В потоке ее плавно льющейся речи вольно переплетались мир видимый и мир духовный: она могла начать рассказывать о привычках водоплавающих птиц, которых долгое время целенаправленно изучала в природе, а затем незаметно перейти на другую тему, заговорив о смерти и о том, почему люди часто представляют ее себе в образе летящей птицы. Однажды, когда Ауриана вдруг повела речь о своих дурных предчувствиях относительно будущей весны, Рамис внезапно остановилась и стала пристально смотреть на курящуюся воду озера, как будто бы тщательно обдумывая те слова, которые собиралась сейчас сказать. Наконец, она медленно проговорила:

— Запомни, Ауриана: тот день, в который судьба, на твой взгляд, повернется к тебе своей безжалостной и жестокой стороной, ты благословишь однажды, когда вдруг выяснится, что на самом деле это был день твоего избавления.

Ауриана глубоко задумалась над ее словами, но смысл их не успокаивал ее, не вселял в душу уверенность. Она, словно животное надвигающуюся бурю, всем своим естеством чуяла грозное приближение большой войны.

По утрам, после таких прогулок, Ауриана часто брала лодку и переправлялась на веслах на берег, чтобы вывести Беринхарда попастись на скудно поросшие сухой травой холмы, где жеребец мог побегать вволю без седока. Здесь Ауриана занималась метанием копья, чтобы поддержать свою форму — все еще надеясь, что ее народ призовет ее однажды в свои ряды. По мере того, как созревал в ее чреве плод, она проникалась новым для нее чувством материнской любви — теплая волна нежности накатывалась на Ауриану, и она ощущала свою нерасторжимую связь с крошечным незнакомым еще существом, находящимся внутри нее. Ее раздирало любопытство, она задавалась сотней вопросов: «Кто ты? — спрашивала она, проводя рукой по быстро набухающему животу. — На кого ты будешь похож — на меня или на Деция? Или, может быть, на тебе скажется проклятие Гейзара, и ты появишься на свет безобразным и уродливым — с головой теленка и телом черного пса?»

Одновременно ее раздражало новое неловкое, неуклюжее тело с большим животом, из-за которого с каждым днем было все трудней и трудней заниматься обычными делами. Вскоре ее начали одолевать мрачные мысли, граничащие с безумием: «Старое должно уступать дорогу новому. Поэтому мое тело набухнет и лопнет, словно весенняя почка, из которой пробьется на свет новая жизнь. Жеребая кобыла и самка оленя не так страдают от своего бремени и не так беспомощны в своем положении. Почему же природа столь безжалостна к матерям человеческим, почему так давит на них, делая из них легкую жертву для любого хищника?»

Когда Ауриана уезжала с острова, Рамис принимала посетителей. Большинство из них хотели получить от ведуньи пророчество или совет по разным вопросам, касающимся священного закона, земельных споров, браков или войны. Доверие Аурианы к этой величайшей Священной Жрице неизмеримо возросло, когда она заметила, с какой радостью и облегчением покидают остров принятые посетители. Иногда Рамис отсутствовала по нескольку дней подряд — в эти дни она возглавляла посольство германцев в римские крепости, куда они доставляли жалобы на произвол легионеров, или же пророчица отправлялась на ночные сборища жриц Священной Девятки, которые проходили каждое новолуние в священной Вязовой Роще, расположенной на востоке от этих мест в полудне пути. Молва утверждала, что там совершались леденящие душу ритуалы, целью которых было восстановить гармонию между старыми и новыми богами и поддерживать равновесие между Тремя Мирами. Один раз Рамис призвали на общее собрание племени тенктеров, живущих поблизости: она должна была уладить спор, возникший по поводу нарушения военным вождем племени священного закона мести — он, мстя нанесшему ему смертельное оскорбление роду, убил невинного, не прошедшего еще ритуал посвящения в воины подростка. Таким образом, Ауриана очень часто оставалась одна с державшей ее на расстоянии суровой Хельгруной.

  102