132 
В начале списка стояли два имени — это были имена Фабиана и Серена, смерть которых всегда казалась Марку Юлиану очень подозрительной. За ними следовало имя Тертулла.
То, что все три человека, открывшие таинственный список, были мертвы, не могло быть простым совпадением. И тем не менее несколько долгих минут Марк Юлиан боролся сам с собой, не желая делать напрашивающиеся выводы. Но в конце концов он не мог не признать, что перед ним обрывок письма, направленного какому-то тайному сообщнику — возможно, Вейенто или кому-нибудь из гвардейцев — с перечислением имен тех людей, которые должны умереть.
Внезапно Марк Юлиан почувствовал твердую уверенность в том, что не Вейенто, а сам Домициан затеял дело, в результате которого Тертулла обвинили в измене. Марк Юлиан живо представил себе тех безымянных помощников из простолюдинов, которых сообщник Императора мог подрядить на такое дело. Без сомнения, один из подручных, протиснувшись в толпе к Тертуллу, мог сунуть ему под одежду речь, составленную якобы им самим против Домициана. Через несколько минут после этого гвардейцы могли остановить Тертулла и, обыскав его, легко найти порочащий документ в складках тоги.
Два следующих слова были написаны очень неразборчиво. А последним стояло имя «Сатур», и снова сердце Марка Юлиана сжала ледяная рука ужаса. Сатурнин. Кто еще?
Мир потонул для него в море печали и страха Перед ним лежало неоспоримое доказательство предательской сущности Домициана. Марк Юлиан ужаснулся, сопоставив такие как будто искренние, чистосердечные признания собственной вины Императора с вот этим бесстыдным документом, свидетельствующим об умышленном убийстве шести человек. Это было непостижимо! Как могли уживаться в одной голове, в одной душе столь противоречивые мысли и чувства?
Этого человека надо было остановить. Пусть даже силой.
«Мы должны остановить его, иначе очередь в этом чудовищном списке дойдет и до нас, — думал Марк Юлиан. — Но зачем я взваливаю себе на плечи новое тяжкое бремя? Такое дело не по силам даже более влиятельным людям, стоящим у власти. Я не смогу обойтись без помощи единомышленников — но если я доверюсь ненадежному человеку, я погибну. Кроме того, такая задача невыполнима без поддержки Сената и преторианской гвардии. Но самое важное заключается в том, что мы не сможем ничего предпринять без утверждения наследника престола, причем такого, которого приветствовали бы единодушно и Сенат, и армия, и народ. Иначе вновь повторятся все те ужасы, которые повлекло за собой падение Нерона, и мир снова погрузится в пучину гражданской войны. Мне срочно надо начинать вербовать себе сторонников».
Марк Юлиан взволнованно ходил из угла в угол по просторному кабинету. Внезапно он остановился перед мраморным бюстом своего отца, который он привез с собой из Рима. Этой ночью казавшееся встревоженным мраморное лицо Сенатора, человека при жизни благонамеренного, не вселяло в душу Марка обычного успокоения. Старик, казалось, посмеивался над самонадеянностью сына, намеревавшегося обуздать тирана силой разума. Голову бюста все еще украшал уже засохший венок из полевых цветов, которым сын почтил память отца в день его рождения. Марк Юлиан осторожно снял венок и подобрал упавшие коричневые лепестки. Внезапно он вспомнил слова отца, сказанные ему много лет назад, в тот день, когда оба они вновь обрели друг друга после долгой разлуки: «Учись быть покорным… или ты погибнешь»
«Прости меня. Я всегда знал, что не смогу выполнить твой завет…»
Марк Юлиан невольно тронул амулет со священной землей, висевший у него на шее. Эта священная земля вернула когда-то ему отца. Держа в руке кожаный мешочек, Марк Юлиан задумчиво взглянул на пламя бронзовой лампы и сразу же ощутил необычный прилив сил и спокойствие, обретя ясность ума. Он заметил, что между двумя первыми смертями прошел целый год. Похоже, Домициан не спешил. Значит, у Марка Юлиана будет достаточно времени для того, чтобы составить план действий.
«Сейчас я нахожусь на границе мрака и света, пытаясь остановить безумца, действующего по не известным мне правилам игры — он одной рукой подписывает разумные законопроекты, а другой исподтишка совершает подлые убийства. Это ты, Домициан, взвалил мне на плечи столь тяжкое бремя. Ты — мой друг и кровавый тиран. Ты, который не сдержал ни одного данного мне обещания. Я думал, что смогу смягчить твои удары. И поначалу казалось, что у меня это выходит, но твои удары становятся все жестче, все подлее, так что вскоре я уже не мог увертываться от них. Отныне же я совершенно ясно вижу свой долг. Мне не остается ничего другого, как только пойти на твое убийство. Ты сам лишил меня выбора. Рано или поздно я расправлюсь с тобой. Я исполню долг, клянусь прахом отца!»
132 
