71 
И оба наставника с издевкой громко рассмеялись.
«Целадон! — подумала Ауриана, и беззвучный крик застыл в ее горле. — Его зарезали как животное, и смерть эта осталась неоплаканной».
Наставники не спеша проследовали дальше, все еще разговаривая о Целадоне.
— Как посмел он так унизить Акко, дав пронзить себя копьем простому бойцу с сетью! Его смерть еще раз доказывает, что тот, кто не слушает нас, покидает арену вперед ногами.
На арену выскочила целая орда нумидийских юношей, которые деятельно начали переворачивать и разравнивать песок. При этом они громко кричали, смеялись и толкали друг друга.
Ауриана, охваченная гневом, не обращала на них никакого внимания. Она мгновенно повернулась к наставникам и бросила им вслед окровавленный плащ.
— Волки! Хищные твари! Кровопийцы! Шакалы!
Ее голос сильно заглушался рокотом толпы, сидевшей на трибунах. И вдруг Ауриане все стало ясно. Наставники нарочно отвлекли ее внимание. Она посмотрела на свой короткий меч и заметила, что он лежит на подушке под каким-то другим углом.
Один из мальчиков на побегушках стремительно удалялся с каким-то полотняным свертком под мышкой. Она могла поклясться жизнью, что внутри этого свертка был меч со знаком Водана. Ауриана наблюдала за мальчиком, зигзагообразно бежавшим прочь. В самом конце коридора он положил сверток за открытую дверь комнаты для стражников.
Небольшая процессия вновь двинулась вперед. Ауриана лихорадочно пыталась сообразить, что же ей делать. Не заявить ли сейчас же протеста?
«Нет. Я разоблачу происки Аристоса перед всеми».
Стражники подняли копья, преграждавшие им путь, и юноши, несшие мечи, опустились на песок. Послышался резкий звук трубы, и Ауриана чуть было не пошатнулась — с такой силой ударил в нее порыв вонючего воздуха с арены, доносивший запахи расчлененной плоти животных и людей, а также запах крови и пота. Специальная вода с благовониями, которую разбрызгивали в воздухе, не могла победить эти запахи. Скорее наоборот, она делала их еще более противными.
Ауриана и Персей сделали последний шаг и оказались на песке.
«Эрато сказал правду! — промелькнуло в ее голове. — А ты забыла его предостережения. Правда, только на один миг, но этого оказалось достаточно».
Сейчас Ауриане казалось, что она стоит на дне огромной трубы, стены которой составляют множество человеческих лиц, круто поднимавшихся вверх к навесу, а затем к небу. Глаза всего мира были устремлены на арену. Все дороги вели к этому месту, где бурлил водоворот страстей, к этой бездонной пропасти, куда потоком лилась кровь чужестранцев. Это был главный вертеп непотребства, надругательства над всем святым. Колизей являлся гигантским котлом, в котором варилась жестокость римлян. А в ее ушах барабанным боем звучали слова Деция: «Никогда не попадайся живой в руки моих соотечественников!»
Это обширнейшее пространство было освещено лучами солнца, проходившими сквозь круглое отверстие в велариуме. «Грозные и могущественные боги тьмы завладели Колизеем», — подумала она, устремив свой взор к небу и ожидая, что вот-вот раздастся громовой голос бога, от которого все эти грешники падут ниц. Однако вместо этого ее глазам предстала холодная, туманная бездна, откуда веяло запахами бойни, которые, клубясь, сгущались у верхних ярусов. Каждый взгляд тяжело давил на ее плечи, и Ауриане страшно захотелось повернуть вспять и бежать без оглядки, но дубовая дверь уже закрылась. Зрители ощупывали ее глазами, словно кололи иголками. Они бесконечно жаждали лицезреть таинство жизни и смерти. Последняя агония вызывала в них живейший интерес. Это было нечто вроде предварительного рассказа путешественника, отправлявшегося в последний путь, о том, что ему предстояло увидеть.
Ауриана и Персей вошли в ворота Смерти, украшенные фризами свирепых демонов. «Через эти ворота только что отбыл Целадон», — подумала она и не захотела смотреть на них.
Неторопливой, мерной поступью они шли по эллипсу арены, приближаясь к императорской ложе, по обеим сторонам которой стояли колонны, увитые лавром и увенчанные парящими золотыми орлами. На ложе красовались императорские гербы. Превосходные гобелены ниспадали по передней стенке почти до самой земли. Песок арены был расцвечен розовой, золотой и темно-зеленой краской. Эти оттенки постоянно находились в движении, так как ветер не переставал колыхать разноцветный парусиновый тент, проходя через которые солнечные лучи приобретали соответствующую окраску.
71 
