8 
– Так я могу задохнуться, – сказала она наконец, отталкивая его и поправляя шляпу. – Ты круто берешься за дело. Все вы такие, парни маленького роста.
Она почувствовала, что он дрожит всем телом, и быстро крикнула шоферу:
– Не останавливайтесь. Поверните назад и сделайте еще круг.
Казалось, его била лихорадка.
– Ты болен, – сказала она. – Тебя нельзя оставлять одного. Что с тобой такое?
Он не мог больше скрывать.
– Я скоро должен умереть. Я боюсь.
– Ты был у врача?
– Все они никуда не годятся. Ничего не могут сделать.
– Тебе нельзя выходить одному, – сказала Айда. – Они тебе говорили это, врачи?
– Да, – ответил он и опять прильнул к ее губам, потому что, целуя ее, он мог наблюдать в зеркало за старым «моррисом», трясущимся вслед за ними вдоль набережной.
Она опять оттолкнула его, но руки ее по-прежнему лежали у него на плечах.
– Они с ума сошли. Не так уж ты болен. Я бы, конечно, заметила, если бы с тобой было неладно. Не люблю, когда человек сразу сдается. На свете жить совсем не плохо, не нужно только унывать.
– Все хорошо, – сказал он, – пока ты здесь.
– Вот так-то лучше, – подхватила она, – не нужно выдумывать. – И, рывком опустив стекло, чтобы дать доступ свежему воздуху, она взяла его под руку и сказала встревоженно и ласково: – Ведь ты все придумал насчет врачей, да? Это была неправда?
– Конечно, неправда, – устало проговорил он.
– Ну то-то же! – сказала Айда. – А я-то перепугалась. В хорошенькую историю я бы попала, если бы ты отправился на тот свет здесь, в такси! Да уж, Тому пришлось бы почитать кое о чем в газетах. Но мужчины часто надо мной так подшучивают. Всегда стараются показать, что у них где-то неладно, то с деньгами, то с женой, то с сердцем. Ты уж не первый, кто говорит мне, что умирает. Хотя у них никогда не бывает ничего заразного. Хотят провести как можно лучше свои последние часы, ну и так далее. Наверно, это оттого, что я такая крупная. Они думают, я буду с ними нянчиться. Должна тебе признаться, вначале я попадалась на эту удочку. «Врачи говорят, что я и месяца не протяну», – сказал мне один приятель. Это было пять лет тому назад. Теперь я постоянно встречаюсь с ним в баре Хенеки. «Привет, старый призрак», – всегда говорю я ему, а он ставит мне устриц и стакан бархатного пива.
– Нет, я не болен, – сказал Хейл. – Не бойся.
Он не хотел больше унижаться, даже в обмен на спокойные, дружеские объятия. Мимо промелькнул «Гранд-Отель», где старый сановник проводил целый день все в той же дреме, потом «Метрополитен».
– Вот мы и приехали, – сказал Хейл. – Ты ведь останешься со мной, хоть я и не болен?
– Конечно, останусь, – ответила Айда, выходя из такси, и тихонько икнула. – Ты мне нравишься, Фред. Ты хороший парень, Фред. Что это там за толпа? – спросила она с радостным любопытством, указывая на скопление опрятных и щегольских брюк, ярких блузок и обнаженных рук, обесцвеченных и напомаженных волос.
– Каждый раз, как я продаю часы, – кричал человек, стоявший в центре толпы, – я дарю вам в двадцать раз больше, чем они стоят. Только один шиллинг, леди и джентльмены, только шиллинг. Каждый раз, как я продаю вам часы…
– Купи мне часы, Фред, – сказала Айда, легонько подталкивая его, – но прежде дай мне три пенса. Я хочу помыться.
Они стояли на мостовой у входа на Дворцовый мол; толпа окружала их плотным кольцом, люди проходили туда и обратно через турникеты, глазея на торговца часами; нигде не было никаких признаков старой машины марки «моррис».
– Тебе незачем умываться, Айда, – взмолился Хейл. – Ты и так прекрасно выглядишь.
– Нет, мне надо умыться, – ответила она. – Я вся в поту. Подожди меня здесь. Я только на две минуты.
– Здесь негде как следует помыться, – настаивал Хейл. – Пойдем в отель, там выпьем…
– Я не могу терпеть, Фред. Правда, не могу. Ну, будь умницей.
Хейл сказал:
– Вот тебе десять шиллингов. Лучше возьми их сейчас, пока я не забыл.
– Право, это очень мило с твоей стороны, Фред. Это тебя не разорит?
– Так поскорее, Айда, – повторил Хейл. – Я буду здесь. На этом самом месте. Возле этого турникета. Ты ведь недолго, правда? Я буду здесь, – повторил он, положив руку на барьер у турникета.
– Знаешь, – сказала Айда, – можно подумать, что ты влюбился.
И она с нежностью пронесла в себе его образ вниз по ступеням к дамскому туалету: маленький, изрядно потрепанный человек с обкусанными ногтями (от нее ничто не ускользнуло), с чернильными пятнами на пальцах, схватившийся рукой за железный барьер. «Хороший старикан, – подумала она. – Мне он понравился еще в том баре, хотя я и посмеялась над ним».
8 
