33 
– Скажи же что-нибудь. Пожалуйста.
Его лицо пепельного цвета было похоже на маску, живыми оставались только глаза. Он посмотрел ей в глаза, потом перевел взгляд на ее живот.
– Значит, ты беременна, – бесстрастно констатировал он. – И это мой ребенок. Мой наследник.
– Д-Да.
Вскочив на ноги, он сорвал с себя пиджак и жилет, бросил их на стул, ослабил галстук. Рахим нахмурил лоб, отчего жесткое, надменное лицо приобрело грозное выражение.
– Мы с тобой зачали ребенка два месяца назад… и когда же ты собиралась сообщить мне об этом? – Твердая линия рта изогнулась в усмешке, а глаза, как два черных омута, уставились на нее, вселяя ужас.
Аллегра нервно облизала губы.
– Я планировала связаться с тобой после конференции.
– Значит, в течение восьми недель в твоем плотном графике не нашлось времени, чтобы сообщить такую новость отцу ребенка? – буравя ее гневным взглядом спросил Рахим.
– Я сама только месяц назад узнала, – возразила она.
Он недоверчиво покачал головой.
– Это был твой план? – раздраженно спросил он. Она потрясенно ахнула.
Нет!
– Стало быть, мы пали жертвой ненадежной контрацепции, попав в тот жалкий один процент, не гарантирующий полную защиту, – констатировал Рахим. – И тем не менее, Аллегра, ты знала о беременности целый месяц.
– Уверяю тебя, это был чертовски трудный месяц, – помимо воли сказала она. – Я побывала в аду.
– Опиши мне, пожалуйста, ад, – мягко попросил он.
Несмотря на все безумие ситуации, пульс Аллегры учащенно забился от экзотической интонации вопроса.
– Что ты хочешь узнать, помимо того, что меня сутками тошнило и я испытывала нестерпимые муки совести за кражу и страх по поводу твоей реакции на сообщение о ребенке?
– Объясни, почему не сообщила мне о ребенке, как только узнала о беременности?
– Как насчет моих сомнений, что я не смогу стать хорошей матерью?
Рахим застыл, испепеляя ее пронзительным взглядом.
– Ты хотела избавиться от ребенка? – побледнев, прошептал он.
– Нет! – Аллегра всплеснула руками. – Раньше я действительно не хотела детей. Но сейчас я уже люблю его и хочу, чтобы он появился на свет. Поверь мне, пожалуйста.
Рахим судорожно сглотнул. Его грудь ходила ходуном.
– Уверен, ты понимаешь, что доверять тебе – значит сильно рисковать. Откуда мне знать, что ты не передумаешь через неделю-другую? – высокомерно заявил он.
– Не передумаю. – Она положила руку на плоский живот, защищаясь от холодного ливня обвинений, обрушившихся на нее.
– И почему я должен верить тебе на слово? – продолжал допытываться он. – Ты сама говорила, что не хочешь иметь детей.
– Мне казалось, что я не сумею стать хорошей матерью. Некоторые женщины не созданы для материнства.
– Ты что, наркоманка, или алкоголичка, или можешь ударить ребенка?
– Нет, конечно. Не доводи до абсурда, Рахим. Я хотела тебе рассказать, но не была уверена, как ты воспримешь… – Она замолчала.
– Восприму что?
– То, что я его мать.
Воцарилось зловещее молчание. Аллегре казалось, что прошла вечность, прежде чем она услышала его ответ:
– Я шейх, Аллегра. И ты носишь под сердцем наследника престола. Такова реальность.
Аллегру так и подмывало спросить, хотел бы он более подходящую женщину на роль матери наследника, но она прикусила язык.
– Мне придется принять это, если я хочу участвовать в воспитании ребенка, – подчеркнул он.
– Рахим…
– Мне больше нечего к этому добавить. Придется идти вперед. Это из-за утренних недомоганий ты так сильно похудела? – сменил он тему.
Она пожала плечами.
– Наверное.
– И тебе не пришла в голову мысль не участвовать в конференции?
– Я всего лишь беременна, Рахим, а не смертельно больна. Эта конференция очень важна для меня. Да и для Дар-Амана тоже…
Его голова дернулась, будто от пощечины.
– Мы что, опять возвращаемся к пустым обещаниям?
Аллегра поставила стакан на стол.
– Это не пустые обещания. Я более подробно изучила ситуацию в Дар-Амане, когда вернулась домой. Думаю, что фонд сможет помочь твоей стране.
Она вспомнила, о чем он просил ее тогда, и рискнула сделать следующий шаг.
– Если ты позволишь оставить дедушке шкатулку, я сделаю все…
– Да мне дела нет до этой чертовой шкатулки! Черт побери, Аллегра, ты носишь моего ребенка, а я должен думать о какой-то безделушке?
– Ну, я не знаю, – неуверенно ответила она, опасаясь спросить напрямую, что он чувствует по поводу ребенка, кроме высокомерной и собственнической реакции, которую он ей уже продемонстрировал.
33 
