88 
Хакетт посторонился, пропуская вперед величественную графиню де Саран, и во всю прыть засеменил своими коротенькими ножками за Мариной.
Ален повернул ключ в замочной скважине и прислонился спиной к стене. Широко раскрыв рот и прерывисто дыша, он молча смотрел на Баннистера отсутствующим взглядом.
– Ален, тебе плохо? Ален! Ты где?
– Убиваю одного типа,- произнес Ален, отстраняя его.
Баннистер вжался в стену.
– Ты можешь объяснить мне, что происходит в этом сумасшедшем доме?
– А чем ты сам занимался в трусах в холле?
– Послушай…
Ален закрыл лицо руками.
– Там бар… Есть виски… Налей мне.
Самуэль налил в стакан виски и протянул Алену. Тот опустился на пол и, глядя в пустоту, начал рассказывать о своих приключениях, беспорядочно перепрыгивая с одних событий на другие.
***
– Господи, какая ты бледная! Ты не заболела?
– Все прекрасно, Люси!
– По твоему виду этого не скажешь. Ты встречалась с ним?
– Мы вместе провели почти целый день на катере Дермонта.
– Рассказывай! Хорошо было?
– Чудесно!- ответила Тьерри, отводя глаза в сторону.
– Я встретила ребят из нашей компании… Кажется, они лихо провели ночь. Из Канн они перебрались в Монте-Карло и устроили погром в нескольких казино. Класс! Сегодня вечером они отправляются в Сьесту. Ты едешь?
– Нет.
– Почему?
– За мной должен заехать Ален.
– Нет, вы только посмотрите! У вас серьезно?.. Ты влюбилась? Попалась все же рыбка на крючок!
– И, кажется, до конца своих дней,- тихо, словно самой себе, сказала Тьерри.
***
Баннистер допивал шестую порцию виски. Ален заканчивал только вторую. Выполнение задуманного требовало светлой головы.
– Налей еще,- попросил Баннистер.
– Не терпится напиться?
– Отнюдь. Я очень расстроен тем, что не узнаю тебя. Такое впечатление, что ты – это не ты, а кто-то другой!
– А ты как думал? Прожить здесь три дня и остаться невинным! В Нью-Йорке меня замордовала работа и я мечтал, как теперь понимаю, сам не знаю о чем. Мне казалось, я был в этом уверен, что работа – это средство к обеспеченной жизни… Я был баран в стаде баранов и считал их честными и любезными. Я никогда не видел волков в деле. И я с интересом наблюдаю, как они рвут друг на друге шкуру, стараясь схватить зубами кусок пожирнее.
– Ты думаешь, что они счастливее нас?
– Двадцать пять лет ты натирал мозоли на заднице, работая на них. В итоге тебя, как прокаженного, выбросили на улицу… И ты еще говоришь о счастье. Пойми, Сэмми, жизнь дается один раз! Еще утром я хотел все бросить и возвратиться в прежнюю жизнь, в Нью-Йорк: вымолить какое-нибудь место и надрывать здоровье за полторы тысячи долларов в месяц. Это желание подтверждает, что я такой же недоумок, как и ты. Но тут появился Ларсен. Клянусь тебе, Сэмми, я не поверил ему! Когда же я увидел, что его слова не блеф, я понял, что в этом мире все возможно…
– Не спорю. Зато я сплю спокойно.
– Потому-то ты уже труп. Социально, финансово, сексуально! Свою немочь ты выдаешь за добродетель. А когда у тебя была такая женщина, как та, которую ты трахал здесь, в моей постели?
– С меня достаточно Кристель.
– Лгун! Ты всегда боялся переспать с другой.
Баннистер покачал головой, снял очки, достал платок и протер линзы.
– Ты прав. Но поступать так, как ты собираешься…
– Меня пытались убить, осел! Я всем нужен. Ты хотел бы, чтобы я всем простил?
– Не кипятись,- спокойно заерзал Баннистер.- Поставь себя на мое место. Пять дней тому назад я провожал парня, который находился в состоянии ужасной депрессии. Причина его болезни вполне уважительная: его вышвырнули с работы. А сейчас я встречаю контрабандиста оружием, который строит из себя набоба на Лазурном берегу: воротит свое рыло от стелющейся перед ним наследницы самого большого частного банка в Соединенных Штатах. А этот банк хочет проглотить шестьдесят тысяч работников фирмы и нанимает этого несчастного для такой щепетильной операции. Есть от чего закружиться моей голове.
– Ты сам меня на это толкнул! Все твои упреки – это твои же требования. Забыл?
– Это были слова.
– Безработный? Тоже слово? А мои останки в формалине в каннском морге? Тоже слова? Я знаю, ты бы взялся за организацию поминок по улетевшей на небеса моей душе! О, я могу представить себе эту сцену! Пять минут крокодиловых слез по несчастному Пайпу – и жуткая попойка в «Романос» вместе с коллегами.
88 
