Последние отзывы

  50  

Тем не менее школьный комендант взял себе за правило извещать всех об отмене занятий лишь в самый последний момент, обычно уже утром, за час до первого звонка. Как любой незначительный начальник, он любил показывать свою власть и получал какое-то мелочное удовольствие, не давая людям поспать подольше.

Вместо того чтобы проверять тетради, хотя это было ее обычное занятие по вечерам, Мэри-Ли включила одну из видеокассет, взятых в аптеке. Героиня фильма оказалась пустышкой, герой – хамом и грубияном, лишенным каких-либо достоинств, искупающих недостатки. Единственным положительным моментом была подлинная, не киношная влюбленность, ощущавшаяся на экране между красивыми молодыми актерами. Да еще песня в исполнении Стинга. Так стоит ли придираться к дырам в сюжете и спотыкающемуся диалогу? Да, это не психологический фильм, но это было веселое кино, помогающее отвлечься. Мэри-Ли получила удовольствие.

Потом она обошла весь дом, проверяя, всюду ли погашен свет и все ли двери заперты. Заглянув в коридор, где были спальни, она заметила, что под дверью Уильяма не пробивается полоска света. Должно быть, он давно уже в постели, подумала Мэри-Ли. Он всегда рано ложился и рано вставал.

Она зашла в свою спальню и закрыла дверь, но свет зажигать не стала. Уличный фонарь наискосок от дома давал достаточно света, пробивавшегося сквозь штору, чтобы можно было ориентироваться в комнате. Мэри-Ли убрала с кровати декоративные подушки, откинула пуховое стеганое одеяло. Потом она прошла в ванную и начала раздеваться.

Она не торопилась, медленно снимала каждую вещь, складывала ее и только потом принималась за следующую. Все ее тело покрылось гусиной кожей, но она все равно не стала спешить.

Оставшись голой, она сняла резинку, стягивающую волосы в конский хвост, тряхнула головой и провела пальцами, как гребешком, по прядям пшеничного цвета, которыми втайне гордилась. Ей нравилось ощущать мягкое, чуть щекочущее прикосновение волос к обнаженным плечам.

Ее ночная рубашка висела на крючке на двери. Мэри-Ли надела ее. Рубашка была коротенькая не по сезону, но ей нравилось шелковое, богато украшенное кружевами белье, и она носила его круглый год. Ежась от холода, она прошла в спальню.

Она уже забиралась в постель, когда он одной рукой схватил ее за талию, а другой зажал ей рот. Она попыталась закричать и выгнула спину в попытке вырваться.

– Тсс! – прошипел он ей прямо в ухо. – Замри, а не то мне придется сделать тебе больно.

Мэри-Ли перестала вырываться.

– Вот так-то лучше, – прошептал он. – Твой брат спит?

– М-м-м…

Он еще сильнее стиснул ее талию и крепко прижал к своей груди. Его горячее влажное дыхание щекотало ей ухо и шею.

– Я спросил: твой брат спит?

Она помедлила, но потом кивнула.

– Хорошо. Просто отлично. Делай, как я говорю, и тебе не будет больно. Поняла?

Ее сердце отчаянно колотилось, но она поспешно кивнула.

– Если я уберу руку с твоего рта, ты закричишь?

Она отрицательно покачала головой. Возможно, слишком быстро: он ей не поверит.

– Только попробуй… – зарычал он.

Мэри-Ли снова покачала головой.

Он убрал руку.

– Что ты со мной сделаешь? – прошептала она.

И тогда он показал ей.

12

Он больно заломил ей руку за спину и прижал ее ладонь к своему обнаженному пенису. Мэри-Ли ахнула. Он сжал ее пальцы вокруг своей возбужденной плоти, заставил двигать рукой вверх-вниз.

Их отражение было видно в большом французском зеркале-психее, висящем на стене напротив кровати. Это старомодное зеркало досталось ей по наследству от матери, а той от ее матери. Овальное стекло было заключено в резную деревянную раму кремового цвета, расписанную розовыми бутончиками.

Но ничего идиллического не было в сцене, отражавшейся сейчас в его серебристой глубине. Это была мерзкая, грубо-эротическая сцена. В темноте Мэри-Ли с трудом различала свое отражение в белой рубашке. Фигура мужчины словно расплывалась во мраке. Мэри-Ли отчетливо видела лишь натянутую на лицо трикотажную шапочку с прорезями для глаз. Она скорее чувствовала, чем видела, его взгляд, следящий за ней в зеркале.

Его пенис уперся прямо в ложбинку между ее ягодицами.

– Опусти рубашку, – шепнул он.

Она покачала головой – сперва робко, потом более решительно.

– Нет!

Не давая ей опомниться, он стянул бретельки с ее плеч, и рубашка сползла на бедра, обнажив грудь. Он тотчас же обхватил ее груди обеими руками и принялся грубо тискать их.

  50