Особенно,... 
38 
Жанна Мелен была во дворе; ее глаза покраснели, едва она увидела дочь.
— Мари! Ты приехала! Она обняла девушку.
— Мой брак не удался, — призналась Мари. — Но у меня есть дочь. Она осталась у Корали.
— Почему ты не привезла ее сюда?
— Думала немного подождать…
— Ты насовсем? — задала мать все тот же неизбежный вопрос.
— Хотелось бы… — неопределенно отвечала Мари.
Пришедший вечером отец был настроен куда менее дружелюбно.
— Что, вернулась? — произнес он с порога. — Не нашла счастья? Погуляла с одним, а сбежала с другим? Вот уж, думаю, люди славно посмеялись надо мной! Растил дочь, а вырастил шлюху!
— Я вышла замуж, — сухо произнесла Мари, неотрывно глядя отцу в глаза.
— Выйти замуж тоже можно по-разному. Никакой брак не покроет разврата! Ты не нуждалась в моем благословении, а теперь что тебе нужно? Хочешь сесть мне на шею? Да еще и с ребенком? Так знай: с некоторых пор у меня одна дочь, Корали, и только ее дети будут моими внуками!
— Я уйду, — сказала Мари и встала.
Жанна Мелен беспомощно переводила взгляд с дочери на мужа.
— Куда ты на ночь глядя? — робко промолвила она.
— Пусть идет! Такие, как она, всегда найдут пристанище!
— Не беспокойся за меня, мама, — сказала Мари и покинула родительский дом.
Она медленно шла по пустынной дороге и думала без удивления и обиды, что все так, как и должно быть. Просто она представить не могла, что теперь делать. Нужно подождать до завтра и вернуться к Корали. Мари сказала сестре, что, возможно, заночует у родителей, но…
Вдруг девушка увидела заброшенное, полуразрушенное строение — старый сарай, где они с Кристианом некогда предавались любви. Она с содроганием вошла внутрь. Там было пусто и сыро, остатки полусгнившего сена втоптаны в землю.
По лицу Мари беззвучно катились слезы. Внезапно она поняла то, чего не понимала раньше: да, Кристиан был беспомощен перед жизнью, но он жалел, щадил и оберегал бы ее, Мари, — жестом, словом, улыбкой. С таким щитом она вынесла бы все, ибо в его слабости таилась незаметная, но безграничная сила.
Постепенно вместе с грустью в душе девушки рождалась отчаянная, горячая решимость. Она пойдет туда и все узнает, и если он там и жив и его воспоминания не поблекли, она извлечет на свет все то потаенное, невысказанное, что, быть может, соединит вновь, исцелит их сердца.
Мари выскочила из сарая и побежала. Вот он — дом в окружении теней и слабом трепетании бледных язычков маленькой лампы. Ей захотелось плакать.
Мари остановилась. Она изнемогала от нерешительности, страха и… предвкушения. Колени и руки ослабли, у нее сердце билось в груди, точно птица в клетке. Наконец она подошла и тихо постучала в окно. Никакого ответа. Но Мари продолжала ждать.
Внезапно дверь приоткрылась. Шанталь, стоя на пороге, вглядывалась в темноту.
Увидев мать Кристиана, Мари ощутила близкую к ликованию радость и… страх.
— Кто вы? — спросила Шанталь, заметив девушку. — Что вам нужно?
У Мари перехватило дыхание.
— Я Мари. Мари Мелен.
Шанталь подалась вперед и встретилась с ней глазами. Мари ожидала увидеть во взгляде женщины презрение и ненависть, но… там были только горестная усталость и тревога.
— Я желаю видеть Кристиана. Он здесь?
— Да. Зачем он тебе?
— Я… вернулась. Я хочу с ним поговорить.
Шанталь нервно стянула на груди концы шали. Даже в темноте Мари заметила, что женщина одета совсем не так, как прежде, и выглядит по-другому. Как предугадала Мари, Шанталь отказалась от своих нарядов; теперь она, в темном, наглухо застегнутом платье и плетеной шали, походила на всех остальных островитянок. Легкие изящные туфельки сменили тяжелые ботинки из грубой кожи. Волосы были гладко причесаны и стянуты в тугой узел. И — ни пудры, ни румян, ни духов…
— Ему стало хуже, — вдруг сказала Шанталь. — Он давно никуда не выходит, и я знаю, что у него постоянно болит голова. Лекарства не помогают. Ты пришла, чтобы украсть у него остатки жизни?
Мари задрожала.
— О нет! — прошептала она. — Я хочу вернуть то, что когда-то взяла!
Шанталь застыла, не говоря ни слова, и Мари прошла мимо нее.
Кристиан сидел на диване. Он «смотрел» в одну точку, и казалось, его душа тоже замерла в неподвижности.
— Кристиан!
Ее голос словно выплыл из пустоты, и он тревожно произнес:
38 
